Неожиданный поворот судьбы своей нестерпимой прямотой и жестокостью кувыркнул Дениса через голову.

– Но если тебе почти сорок, – рассуждал он, – так чего же ты выпендриваешься?

Света усмехнулась. Лев превратился в комара, осталось только прихлопнуть.

– Ты что же думаешь, я должна к тебе в постель прыгать, раз так? – сказала она. – Что же, у меня, думаешь, только это в голове?

– Боишься ты, что не поймут тебя! – упрекнул Денис. – Вот почему они смеются надо мной, а ведь никто не выдал твой возраст…

– Смеются они, Денис, потому что смешно на тебя смотреть, – Света обезоруживала его своей прямотой. – Смешно смотреть на здорового, молодого мужика, который у теток пожилых на побегушках… Местечко себе высиживаешь тепленькое, заместитель ты наш…

– Ого, – Денис обессилел, – завидуешь…

От тягостных раздумий ушло из тела приятное тепло, заменилось тревожным ознобом предчувствия окончательного расставания. Казалось, сыпется вокруг пыль и песок, покрывая воздух непроходимой духотой.

Денис поднял глаза и наткнулся на насмешливый и победный взгляд Светы.

– Вот видишь, – она стала уже безразличным тоном. – Какая теперь постель, когда ты, как затравленный зверек?.. А вид создаешь крутого и могучего. Ладно, иди вон. Постарайся не доставать меня…

Денис ненавидящим взглядом уткнулся в Светин лоб. Он готов был броситься на нее, причинить боль.

В доме через дорогу хлопнула дверь, и мальчишеский голос о чем-то говорил, ему отвечал мужской баритон.

Света пригнулась и отпрыгнула в тень павильона.

– Бориска, – нервно прошептала она и сжала руку Дениса, – черт, они ведь и сюда могут зайти… Чего это они гуляют в такую позднь?

– А кто это с ним? – все еще не веря своим глазам, спросил Денис. – Что за мужик?

Его колотило до остервенения, и он бы закричал, если бы мог.

– Вернулся он неделю назад, – объяснила Света, – папа Борискин.

– Ах, вот оно что! – громко рассмеялся Денис. – Так чего же ты чушь-то всякую несла?..

Он вышел из тени и направился к сыну и мужу Светы.

Проходя мимо них, Денис остановился и, наклонившись, потрепал Бориса по голове.

– Ну, здравствуй, Борька! – приветливо сказал он. – Как мама поживает?

Боря протянул руку Денису и сказал:

– Вот, папа, познакомься – это тот самый мамин ухажер…

Денис бросился бежать по шоссе, громко хлопая сандалиями. Оборачиваться он боялся, хотя чувствовал, что никто за ним не гонится…

Началась душная летняя ночь, радости и горести засыпали, дожидаясь завтрашнего дня.

Темно было и страшно, словно весь мир залез под одеяло с головой…

За углом торговали свежей рыбешкой.

Виртухов долго сворачивал носовой платок, пытаясь найти на нем чистое место. Простуда так и лезла из него, изрядно натирая ноздри.

Крикливая продавщица рыбы поругивалась и обсчитывала покупателей. Виртухов устал слушать ее плаксивую ругань и, выйдя из-за угла, прошелся по солнечной стороне проспекта к цветочному киоску. К нему тут же пристала цветочница, упрашивая купить цветы. Виртухов скривился и раздраженно замотал головой.

Дождаться эту чертову Лену оказалось ой каким противным и несносным делом. Зашла к подруге на две минуты, а уже сорок прошло.

Виртухов покашлял и завернул в пышечную. Здесь вообще стояла невыносимая духота, и пот выступил в секунду. Однако Виртухов тут же понял ценность этой процедуры для своего здоровья. К тому же из пышечной все видно, и можно было обождать прямо здесь. Кто-то тут курил, потому что простуженное горло сразу же почувствовало горечь, а забитый нос защекотало.

– Дайте мне пять пышек и кофе, – еле сдерживая недовольство, попросил Виртухов у смазливой девицы в зеленом фартуке.

Она положила пышки, процедила пудру и ткнула стакан под кран кофейного бачка. Оттуда полилась грязновато-серая жидкость, почти без пара. Потом девица что-то буркнула сквозь зубы, исподлобья глянула на Виртухова и бросила сдачу на тарелку.

«Вот рожа, – подумал тут же Виртухов, – хайло неподобранное, прости, господи. Руки-то, руки-то какие!»

Руки у нее действительно были грязные, жирные, с толстыми пальцами, словно набухшими от непонятной болезни.

Встав за длинный столик, Виртухов глотнул кофе. И тут же мерзкая жидкость встала поперек горла и ни за что не проходила вовнутрь.