– Почему же, ты их до сих пор ничем не смазала, не перебинтовала? – кивнул я на продолжавшие набухать кровью ссадины.

– В тот вечер ты тоже пришел ко мне без всяких мазей и бинтов. Сказал, что такие царапины на открытом воздухе быстрее заживают.

…Я очень отчетливо помнил тот летний день. Падение с велосипеда стало вторым приключением. Первое случилось часом раньше, когда мы вместе с братом прикатили на велосипедах в Полевшину. Зачем мы полезли на полуразрушенную церковь, трудно сказать, наверное, просто захотелось немного рискнуть. Лезли по внешней стороне стены, цепляясь за расшатанные, осыпающиеся под пальцами кирпичи. Я сорвался на уровне второго этажа. Понадеялся на надежность кирпича под ногой, который неожиданно вывернулся. Успел развернуться и даже слегка оттолкнуться от стены, в надежде допрыгнуть до растущего рядом дерева. И допрыгнул, вот только ветка, до которой дотянулся, обломилась. Я упал на груду кирпичей, скрытых зарослями густой злющей крапивы. Пострадали не столько слегка разбитые локти и колени, сколько жутко обкрапивленные левая сторона шеи, щека и ухо, хорошо хоть глаза успел зажмурить. И уже потом, возвращаясь на дачу, разогнавшись и заложив руки за голову, я кувырнулся с велосипеда…

Впервые я увидел и сразу влюбился в Оксану тоже благодаря своему велосипеду. Случилось это в самом конце августа, в день, когда мне предстояло уехать из Истры в Москву, чтобы пойти в десятый класс. В истринских школах было принято еще до первого сентября устраивать что-то вроде праздничных линеек, а может, проверок перед новым учебным годом. В городе витало приподнятое настроение, в единственном местном кинотеатре на дневные сеансы всех пускали бесплатно, даже в тире, что функционировал рядом с Домом Культуры выдавали каждому желающему на халяву пять пулек, правда, чтобы их получить и затем отстреляться, приходилось отстоять в очереди побольше часа…

Я же, не испытывая ничего, кроме печали об ушедшем лете, с утра пораньше, оседлал свой велик и отправился прощаться с любимым городом. Маршрут особо не выбирал, ехал, куда руль повернет, благо, спешить было некуда. Через некоторое время руль повернул к одному из перекрестков, который украшала колонка с питьевой водой. И нельзя сказать, чтобы меня особо мучила жажда, но я как-то само собой остановился, спешился, надавил на туго сопротивляющуюся ручку колонки и подставил рот под вырвавшуюся из недр водопровода мощную струю холодной, слегка отдающей ржавчиной воды.

Вот тут-то все и случилось!

Я повернул голову на звук хлопнувшей поблизости калитки и увидел ее, девушку моей мечты. Она, даже не посмотрев в мою сторону, положила на скамеечку букет гладиолусов, поставила рядом ножку в туфельке на высоком каблуке и стала поправлять чуть съехавший белый носок. И не успел я подумать о том, что неплохо бы сейчас возникнуть порыву ветра, как это и в самом деле произошло. Ветерок подул и на мгновение задрал не очень узкую юбку школьницы, на мгновение, которого вполне хватило, чтобы рассмотреть под юбкой такие же, как и носки, беленькие трусики. Девушка сразу бросила на меня вопросительный взгляд и все поняла. Но вместо того, чтобы засмущаться, хихикнула в кулачок, потом взяла букет и, гордо вздернув подбородок, прошла мимо меня, продолжавшего давить на ручку колонки и уже порядочно вымокшего от брызг.

Нетрудно было догадаться, что направлялась она в школу на праздничную линейку. Я оказался там раньше и, остановившись у ограды, смотрел, как она во дворе школы встречается с такими же разодетыми подружками, как рассказывает им что-то, весело смеясь… Я запоминал ее лицо, длинные вьющиеся волосы, глаза, ямочки на щеках, ее улыбку. Я не узнал ее имени, зато вложил образ понравившейся девушки в свои мысли и потом вспоминал встречу у колонки все время, пока учился в десятом, представлял, как познакомлюсь с ней, как буду ухаживать, какие говорить слова…

– А помнишь, – прервала мелькавшие воспоминания Оксана, – ты рассказал мне, как сорвался с церкви в Полевшине и обкрапивил лицо, а потом боялся, что волдыри не пропадут до вечера, то есть, до встречи со мной?

– Помню…

– Я тоже залезла на ту церковь и тоже сорвалась, – Оксана медленно повернула голову, и я с ужасом увидел, что ее шея, вся левая щека и даже полуприкрытое веко покрыты множеством красных волдырей.

Но ведь только что волдырей не было! Или же я, задумавшись, впал в транс, а она в это время хлестанула себя крапивой? Да не может такого быть!

– Оксана, что с тобой такое творится?

– Ты! – Вдруг воскликнула она. – Ты вложил свои мысли в мою голову. Все эти истории, которые ты так красочно умеешь рассказывать, вся эта кровь, эти страхи – они во мне! Я не могу от них избавиться. Они возникают в моей голове вновь и вновь, но потом начинают продолжаться не в голове, а на самом деле.

– Я не понимаю…

– Помнишь? Когда мы только познакомились, ты рассказывал, как собирал грибы?

…Тот день я до сих пор считал одним из самых счастливых в жизни. Закончились школьные экзамены, прошел выпускной вечер, и ранним утром я приехал в Истру. Я не сомневался, что встречу девушку, о которой так долго мечтал, но до вечера было далеко, и я согласился поехать с дядей и братом за грибами в Лисавино. Нельзя сказать, что набрали мы полные корзинки, но несколько крепеньких белых я нашел. Каждый был словно с картинки. Я забирался в густые елочки, опускался на колени на слежавшуюся хвою, вертел по сторонам головой, а потом пробирался к обнаруженному грибочку, очень надеясь, что он не окажется червивым.

Вернувшись на дачу, мы с братом, по сложившейся традиции первого дня пребывания в Истре, посетили Ново-Иерусалимский монастырь, потом пошли на речку, где я искупался впервые с начала лета, потом постреляли в тире из духовушек пульками за две копейки по прикольным мишеням, а вечером, пошли на танцплощадку.

Оксана, конечно же, была там, в компании веселых подружек. Я не знаю, как набрался смелости, но когда музыканты начали исполнять проигрыш к моей любимой песне «Там, где клен шумит…», подошел к ней и пригласил на танец, познакомился. За одним танцем последовал другой, третий, потом я предложил проводить ее до дома, и Оксана согласилась. Мы брели по улицам ночного подмосковного городка, вдыхали его дурманящие запахи, смотрели на звезды, и я говорил, говорил…