Воодушевленный окончанием декламации, князь Януш прислал на столик для музыкантов оленью ногу и кувшин венгерского вина. Феликс провозгласил здравицу хозяину, потом королю Стефану Баторию, не забыл и святого понтифика на римском престоле. Григорий XIII все еще был жив и, по-видимому, не собирался покидать этот мир столь же быстро, как его предшественник, бывший инквизитор. Друзья захмелели и уснули в отведенной им на троих комнате, надеясь утром выехать в дальнейший путь.

Но едва они проснулись и собрались спуститься к лошадям, усатый гайдук с мрачной физиономией велел им следовать за собой. Он привел друзей в помещение, более всего напоминавшее библиотечный скрипторий, где за столом, на котором были разложены страницы расплетенных книг, иглы для сшивания, перья, чернила и еще некоторые инструменты, обычные для переплетных мастерских, сидел вчерашний седой ксендз.

— Его светлость князь Януш, удостоверившись в вашей похвальной учености, моими устами просит вас не спешить покидать его гостеприимный дом, а помочь с переписью некоторых рукописей, находящихся ныне в небрежении. — Сложенные на брюшке руки священника были в чернильных пятнах. Чертов поп выпросил у князя батраков для обработки своего собственного латинского поля, сообразил Феликс.

— Простите, святой отец, но мы бы хотели оказаться дома до холодов, а Нижние земли не близко, — сказал Феликс. — Задерживаться где бы то ни было, не входит в наши планы.

— Вы меня не поняли, — улыбнулся княжеский духовник и перешел с латыни на язык восточных славян, — когда князь Януш просит о чем-либо, то это означает, что невыполнение просьбы не обсуждается. Иными словами, вы получили приказ, и начинаете работать немедленно. Еду и все необходимое, включая ночные горшки, вам принесут прямо сюда.

— Святый отче! — бухнулся на колени Григориус. — Я-то латынью даже не владею! Острожскую академию в нынешнем году открыли, туда только еду, неуч я в сравнении с этими паношами, которые, невзирая на младость, мудростью и знаниями старцев иных превзошли!

Ксендз недовольно нахмурился, но, в конце концов, изрек:

— Так и быть, парубок бесполезный, ступай прочь, да благодари, что без плетей обошелся. Кто твой отец?

— Подстаросты Черкасского Богдана Бута я третий сын, — сказал Грицько с поклоном.

— Богдан? — изумился ксендз. — Это не католическое имя!

— Я ни разу не говорил, что принадлежу римской вере, — Григориус побледнел. — С этими хлопцами я познакомился третьего дня, по пути из Черкасс в Острог.

— Убирайся! — крикнул ксендз, и Грицько вылетел из княжеской библиотеки, даже не попрощавшись с попутчиками.

— Негодяй! — воскликнул ксендз.

— Как обращаться к вам, святой отец? — по-латыни спросил Феликс, не пытаясь скрыть улыбку.

— Отец Иероним, духовник князя Януша, — с достоинством произнес священник. — Поскольку вас теперь меньше, я распоряжусь, чтобы питание каждого оставшегося увеличилось на треть. Довольны? Ну, это не так важно, — духовник усмехнулся, сощурив и без того маленькие глазки. — Не мыслю, чтобы вам были известны обстоятельства, благодаря которым ваши знания послужат нынче целям моим и княжеским. — Поскольку друзья молчали, отец Иероним пояснил: — Наш новый король, его величество Стефан, происходит из Трансильвании, где говорят на мадьярском языке, чуждом всем прочим европейцам. Трон Стефану Баторию достался благодаря браку одного из его предков, а сам нынешний монарх не владеет ни польским, ни другими языками королевства. Однако его величество в молодости получил университетское образование в Италии, и с подданными он теперь общается по-латыни. Так что нынче даже самые распоследние шляхтичи, мечтающие о том, чтобы оказаться при дворе, или сопровождать короля на войне, спешно учат язык Вергилия и Тацита. — Голос духовника окреп и стал строже. Чувствовалось, что его проповеди, если он читал их ранее в церквях, не оставляли равнодушными прихожан. — Теперь позвольте объяснить вам, какой именно работы я от вас жду.

Когда друзья остались, наконец, одни, они переглянулись и, не сговариваясь, оба сплюнули на пол. Даже если понадеяться, что их не обременят новым заданием после выполнения этого, работы в скриптории было не менее чем недели на две. И то, если вообще не отдыхать, скрипя перьями, как при дневном свете, так и по вечерам, при свечах.

Им успели принести обед, потом убрали пустые миски и горшки, солнце садилось в западной стороне, которая была им покуда заказана. Феликс, не привыкший к усердию в учебе, и даже Габри, отвыкший от этого усердия, понемногу задремывали, роняя на рукописи кляксы, как вдруг до них донеслись легкие шажки, и в скрипторий из библиотеки скользнули две девичьи фигурки. Удивленный Феликс обнажил свои роскошные зубы, чтобы не выдать стремительно забившееся сердце.

— Как работается? — спросила Александра Гелена со скучающим видом.

— Очаровательная княгиня почтила нас вниманием, — откуда только брались куртуазные фразы на языке Феликса, — теперь труд, прежде однообразный и утомительный, обретает новый смысл.

— О чем ты толкуешь? — спросила княгиня.

— До сей минуты мы полагали, что работаем на вашего духовника, которому недосуг самому разбираться с рукописями. — Феликс сделал короткую паузу, желая проверить, крепко ли он удерживает внимание княгини. — Но теперь на меня снизошло озарение, и я понял, что выполняю сугубо вашу волю.

— Вы ошибаетесь, — холодно сказала Александра Гелена. — Продолжайте выполнять распоряжения отца Иеронима. Беата, пойдем, — и шатенка, так и не проронившая ни слова, устремилась вслед за своей юной госпожой.

— Чего это ты вообразил, будто девчонка распоряжается в библиотеке? — Габри поднял на друга взгляд усталых глаз.

Феликс подошел к окну, за которым сгущались ранние осенние сумерки, вздохнул полной грудью, развернул широкие плечи, хищно глядя на желтеющий лес. Потом он крикнул в коридор, чтобы слуга принес лучину, закрыл ставни, обернулся к столу, за которым остался без света Габри.