GrayOwl
Шрифт:
Он ласкал её округлые груди, пощипывал и прокатывал между пальцами соски, извернувшись, как только он один в высшем свете умел, целовал и полизывал нежный живот, не прекращая движений внутри, оставлял засосы на внешних сторонах округлых бёдер, слегка прикусывая их. Наконец, Гвенн почувствовала странную, тянущую тяжесть в паху, но она была полна истомы, сладости, эта тяжесть. Потом нестерпимо захотелось, чтобы это тянущее чувство переросло бы в ощущение лёгкости.
А Люциус в это время, не к часу, слегка ускорился. Гвенн, с которой спало полностью всё напряжение от смены ритма движений, разочарованно застонала, но Малфой снова… так поцеловал её, что сердце её бешено заколотилось и стало рваться из груди наружу, прочь, в небеса, торжественно молчаливые и пустующие, без единого облачка, с уж занимающимися на юго-востоке небосклона рассветными красками, такими, что хотелось душе улететь на небо.
Гвенн незаметно для себя, ещё невинной разумом, приноравливалась к новой, уже постоянной ритмике движений. Тело её покрывалось уже исступлёнными поцелуями держащего из последних сил - китайская методика, это, конечно, хорошо - но вот куда девать пыл Малфоя?! Он сдерживался, чтобы не кончить, а эта глупая самка человека всё никак не дотягивала до оргазма! Не может же Люциус вечно надраивать её - надо и честь знать!
Люц уже работал на излёте дыхания, все мышцы его были напряжены, а мускулы на животе, руках и ногах уже начинало потихоньку сводить. Весь пыл его исчез вместе с мышечной болью. Ему было уже не до того, чтобы ненароком не кончить - ему бы в живых остаться, а ведь его ещё Драко ждёт. Да подождёт - ради сына и старается, уже превозмогая боль, милорд Люциус. Главное, вернувшись в спальню, отправить сына обратно к жене. Не век же ему в поле кувыркаться!
И Гвенн узнала, узнала, что это за лёгкость, когда воспаряешь в нежное апрельское ночное небо, летишь над неродным ещё имением со всеми его службами и флигелями, дальше над обширным парком Малфой-мэнора, дальше-дальше! Всё выше, туда, где, на фиолетовом небе по поверьям валлийцев - магов обитают только духи светлые, бесполые, бестелесные, безэмоциональные.
Выше же них - небо второе, и туда взлетела Гвенн и встретила пегасов с мудрыми, человеческими, синими, как всё на небе этом пригожем, взору милом, глазами. Лишь тела их были белоснежными.
И взлетела Гвенн на небо третье, где всё голубым было, и жили лишь кентавры, и так прошла всю радугу цветов, а на последнем, красном небе встретились ей Древние. То были прекрасные, высокие, стройные, длинноволосые, сильные духом, крепкие характером, верные в любви, не прощающие оскорблений Старые Эльфы.
Они давно уже ушли на небо седьмое, на свой Запад, в страну вечных вечерних сумерек, поднялись на небо просто, все вместе, на особых ладьях, похожие на которые бороздили небо над замком её родителей. Но то маггловские, а то - эльфийские. Есть же, всё же, хоть какая-то разница!
Гвенн опустилась на землю, завершив Большое Путешествие в миры иные. Она была несказанно очарована этим… нестарым ещё мужчиной, который доставил ей наслаждение, несравнимое с удиранием из пансиона в ближайшее маггловское кафе или поеданием мороженого зимою, с развязанным колючим шарфом, который должны были носить все пансионерки зимой, на улице, даже не ослабляя. Больших удовольствий до… этого она не знала. И какими же мелкими, ничтожными показались они ей теперь! Просто смешными донельзя.
– Я… Не смейтесь, лорд Малфой, но я, кажется… люблю Вас. И очень сильно. Я… Я благодарю Вас, но неужели нельзя нам быть вместе и в следующие ночи?
Люциус молчал и отдыхал. Ему было не до признаний взбалмошной, но тормозной истерички. Он просто лежал, вытянувшись и не двигаясь, и ему было хорошо.
– Я не понравилась Вам, лорд Люциус?
– Вовсе даже и понравилась, - легко солгал Малфой.
– И мы продолжим… Ну, если не в следующую ночь, то в… ближайшие. Не извольте сомневаться, леди. С сим попрошу у Вас разрешения откланяться и предоставить Вас супругу. О, поверьте, он в Вас души не чает, так хочет Вас поскорее обнять и разделить с Вами ложе. Не смею вас задерживать, мои… родные голубки.
Лорд Малфой с неохотой размял затёкшие от фрикций члены и поднялся с ложа. Он даже не удосужился снова замотаться полотенцем, хотя дом был полон гостей, оставшихся на следующее утро после первой ночи молодожёнов. Да и торжества по поводу свадьбы сына лорд Люциус собирался справлять ещё неделю - с неизменными пиршествами, балами, на которых он уже не будет флиртовать с этой ледышкой - Гвенн и даже с фейерверками. Так ведь апрель же, тепло! И ходить по земле, чувствовать некоторую сырость её под башмаками, но и свежесть молодой, росяной травы, гулять по парку со снятыми защитными контурами, лишь оставленным антимаггловским барьером так хорошо!
– Не уходите, умоляю, ещё хоть раз доставьте мне блаженство такое! И я молиться за Вас стану пред Мерлином всеблагим и всесильным, а, хотите, и пред Морганою всечестной, которую так чтим все мы, валлийцы.
– Нет, невестушка, к терапевту.
– Что-о? К кому меня столь грубо Вы отпрвили, лорд Малфой?! Чем заслужила я обращение такое… от Вас?
– Да никуда особенно, лишь к маггловскому врачу, излечивающему от аноргазмии и фригидности. Вот и весь ответ.
Да, глубокими и неисчерпаемыми были познания лорда Малфоя в маггловской колдомедицине! Куда выговорил, туда и послал он бедную женщину.