Гуго, однако, не поспешил в моторный отсек, чтобы переключить ДБВ на нейтральную передачу, а прокричал кому-то в коммуникатор нужное распоряжение и остановил «Гольфстрим», не покидая рубки. Это могло означать лишь одно: Габор откомандировал нам в помощь добровольца из своей команды. Такого, который не побоялся сунуться во вражеское логово и был морально готов к тому, что может не вернуться оттуда живым.

Взбежав по трапу на борт, мы с Убби сразу же поднялись в рубку. Вскоре к нам присоединилась Малабонита, которой я тут же передал свою сумку и поручил поскорее собрать и зарядить лежащую там «Мадам де Бум». Мешкать было нельзя. Забрав у Гуго штурвал, я сразу отдал в моторный отсек команду трогаться, а Сенатору велел остаться и быстро ввести меня в курс событий.

Едва ступив на палубу, я понял, что де Бодье без нас зря времени не терял. Обе трофейные пушки были водружены на свинченные из запчастей импровизированные лафеты, где вместо откатных колес использовались шестерни. На них же орудия можно было перемещать по палубе к любой бойнице. Система наведения, правда, получилась грубоватой – пушечный ствол поднимался между направляющими стойками и закреплялся шплинтом всего в трех положениях. Впрочем, для стрельбы на короткое расстояние лафеты вполне годились, а большего нам и не требовалось.

– Оба орудия заряжены и готовы к стрельбе, мсье шкипер, – доложил Гуго, не дожидаясь расспросов. – Наши пороховые запасы ограничены, но примерно на дюжину выстрелов их хватит.

– Вы отлично поработали, mon ami, – похвалил я мастера на все руки. – Что насчет вашего нового помощника? Он справится, как думаете?

– Джура – толковый парень. Должен справиться.

– Тогда берите Долорес и Убби, катите пушки на нос, наводите их по курсу и готовьтесь стрелять по моей команде.

– Будет исполнено, мсье шкипер! – откликнулся Сенатор и поспешил вместе с остальной командой к орудиям.

– Сфистать фсех на палупу! – бросил им вдогонку сидящий в рубке Физз, который опять остался не у дел и был этим весьма раздражен. – Орутия х пою! Прямая нафотка! Польшой хромкий охонь! Тафай-тафай, шефелись, лопотрясы!

Ехать между кораблей приходилось осторожно. Я не собирался давить колесами не успевающих уступать нам дорогу невинных септиан. Попадавшиеся навстречу жандармские офицеры кричали и указывали на север, пытаясь отправить нас вслед за остальными бронекатами. Выполнять эти приказы я, естественно, не намеревался, а продолжал мало-помалу двигаться в нужную нам сторону. А конкретно – туда, где меня дожидалась Патриция Зигельмейер.

Обстрел прекратился, когда мы подкатили к «Святому Игнатию», – похоже, Габор увидел движущиеся на него вражеские силы и понял, что пора сматываться. Испуганные отделочницы, побросав инструменты, метались по палубе корабля. Бригадирша была в курсе, что опасаться нечего, но она и не думала их успокаивать. А потом вовсе подхватила сумку и покинула их, взойдя по трапу на остановившийся поблизости бронекат «Октант». Сестры при этом что-то кричали ей вслед, но она даже не обернулась.

Патриция в очередной раз круто меняла свою жизнь и всячески показывала, что разрывает все связи со своими церковными покровителями.

– Чертовски рада снова всех вас видеть! – отсалютовала госпожа Зигельмейер возящимся у пушек старым знакомым. Бывший аристократ де Бодье поприветствовал бывшую аристократку галантным полупоклоном, Сандаварг – добродушным бурчанием, а Малабонита – злорадной ухмылкой и победоносным взором. Последнюю нервировало, когда год назад нам приходилось скрываться в доме Патриции, та разговаривала с ней покровительственным тоном. Но теперь, когда Патриция сама искала у нас убежища, Долорес отвечала ей той же монетой. Что, конечно, получалось у нее не столь утонченно, как у бывшей светской львицы, и больше походило на ребячество. Но что поделать, если Моя Радость так до сих пор окончательно и не повзрослела.

– Забирай Физза и спускайся в трюм! – велел я нашему новому члену экипажа. – Там все подготовлено: вода, бинты, матрасы, инструменты… Если повезет, прихватим попутно что-нибудь из лазарета. А пока устраивайся в гамаке и заткни уши. Скоро начнется!

Что ж, «Торментор» сделал свое дело, теперь настал наш черед. Прежде чем тронуться с места и взять курс на «Ной», я спустился на палубу и, дабы не отвлекать товарищей, самолично снял с носа истребителя маскировочные щиты. Выдавать себя за других больше не имело смысла. Напротив, настоящее название «Гольфстрима» заставит многих септиан вспомнить события прошлого года и разбежаться. А для тех, у кого короткая память, мы приготовили отличное напоминание. Такое, которое наградит Нуньеса вторым за сегодня приступом страха.

– Высокий прицел! – прокричал я пушкарям. Они только что разместили орудия у носовых бойниц и приступили к наводке. Под руководством Сенатора Убби и Долорес задрали пушечные стволы вверх до упора и зафиксировали их в этом положении. Теперь мы могли пускать ядра под углом сорок пять градусов вверх, но стрелять на дальность я не собирался. Моя цель находилась не далеко, а высоко, и поразить ее мы могли лишь из нечистого еретического оружия.

Механик Джура был, конечно, не так опытен, как наш матерый волчище де Бодье. Но пока я не приступил к сложным маневрам, меня вполне устраивало то, как человек Габора исполняет мои распоряжения. Выехав к «Ною», я нацелил нос истребителя на его палубные надстройки и отдал приказ «Стоп колеса!». «Гольфстрим» замер в центре пространства, что считалось здесь главной площадью, после чего я вновь обратился к пушкарям: