И неспроста. Когда против вашего бронеката выходят сразу два перехватчика, отделаться от них без повреждений не выйдет при всем старании. И то, если повезет. В худшем случае драка с перехватчиками была столь же бессмысленна, как забивание гвоздя глиняным кувшином.

Эти тактические боевые машины с очень высокими бортами и длинным продолговатым корпусом были специально сконструированы для остановки и захвата других бронекатов. Помимо легких баллестирад, других орудий у них не имелось. Нехватку стрелкового вооружения компенсировали особая конструкция шасси и специальные устройства, позволяющие быстро остановить жертву и перебросить на нее абордажный отряд.

Чтобы проделать первое, перехватчик сначала сближался с ней борт к борту. После чего въезжал каким-нибудь из своих колес между ее передним и задним колесом и начинал быстро сбавлять скорость, повторяя за жертвой все ее маневры и не давая ей уклониться. Другое одностороннее колесо перехватчика при этом не задевало ее и не мешало ему – его нетипично длинное шасси специально создавалось с таким расчетом. Вместе с этим из отверстий в корпусе охотника выдвигались иностальные г-образные балки. Они цеплялись за борт противника и стопорились в таком положении, соединяя бронекаты практически в единое целое.

А затем к работе приступала абордажная команда. Верхние половины бортов перехватчика крепились к нижним на шарнирах. Абордажники убирали на них стопорные стойки и роняли эти широкие сходни поверх борта противника так, как опускают подъемный мост через ров. И попробуй потом удержать неприятеля, когда он толпой врывается к вам сразу по всему борту, от носа до кормы! Ну а если перехватчики подбирались к жертве сразу с двух сторон, все было совсем скверно.

Вот почему нам любой ценой нельзя дать зажать себя в эти смертоносные клещи!

Движущийся к нам слева перехватчик именовался «Давидом». Тот, что атаковал нас справа, носил имя «Самсон». Боясь оплошать, их капитаны пытались скоординировать свои маневры – сигнальщики на их мачтах почти безостановочно вели между собой переговоры на языке жестов. Высокие борта не позволяли нам рассмотреть, как много врагов хотят ворваться на «Гольфстрим». Но я и так знал, что их будет явно больше того количества, с которым мы совладаем.

Обстреливать перехватчики из пушек было бессмысленно, и я приказал Сенатору идти в моторный отсек, где он станет мне вот-вот позарез необходим. «Гольфстриму» предстояли сложные маневры – сложнее тех, какие он сегодня уже проделывал, – и я сомневался, что Джура успеет в одиночку выполнить все мои команды. Но вдвоем с Гуго у них хватит для этого рук. И хоть последний, заполучив камнем по спине, пребывал не в лучшей форме, его советы Джуре тоже пригодятся.

«Осторожно подкрадывайся – стремительно атакуй» – таков принцип любого охотящегося хищника. Капитаны перехватчиков тоже старались от него не отступать. Двигаясь почти параллельными курсами, они постепенно и вроде бы нехотя сокращали с нами дистанцию. Но я-то знал: как только один из них подаст сигнал к атаке, их бронекаты резко примут вправо и влево и зажмут «Гольфстрим» в тиски, из которых ему не вырваться.

Мне волей-неволей приходилось играть на опережение. И наносить превентивный удар, поскольку иного выхода из этой западни не существовало.

Нас отделяло около сотни метров от «Давида» и от «Самсона», когда я рванул штурвал влево и пошел на сближение со вторым. Его баллестирады тут же стали осыпать нас болтами, но я двигался слишком быстро, чтобы стрелки на «Самсоне» могли вести по нам прицельную стрельбу. И – под слишком крутым углом, не подходящим для того, чтобы можно было взять нас на абордаж. Более того, сейчас мы сами собирались перехватить перехватчик, как бы безумно это ни звучало.

– Держи-и-ись! – приказал я всем, кто меня слышал, а стрелки на орудийной палубе передали мое предупреждение в трюм, с которым у меня не было связи. Впрочем, я понадеялся, что женщины уже обезопасили себя, ребенка и раненых от встряски. Долорес и Патриция отлично знали, что как только мы вступили в схватку, им следовало готовиться ко всему. В том числе и к самому худшему.

В последние секунды до столкновения капитан «Самсона» попытался увести его с линии нашей атаки, да поздно. Истребитель по маневренности почти не уступает перехватчику, и я врезался тараном туда, куда целил: в правое переднее колесо противника.

Долбануть его в борт и перевернуть, как мы поступили с буксиром Кирка, у нас не вышло бы – этот бронекат превосходил наш по габаритам и весу. Но его колесо не выдержало столкновения с трехсоттонным молотом, ударившим его в край обода. Колесная ось погнулась, а крепления переднего моста деформировались, от чего тот тоже перекосился. Причем довольно ощутимо. Продолжая вращаться, колесо стало задевать корпус, рвать обшивку и бить по шпангоутам, от чего перехватчик задрожал от днища до верхушки марсовой мачты.

Все это также отразилось на его управлении. С погнутым мостом и сильным колесным люфтом бронекат уже не смог двигаться по прямой траектории. Его повело вправо, и теперь он мог раскатывать разве что по кругу. Капитану перехватчика пришлось прибегнуть к экстренной остановке, чтобы не создавать помех идущей следом армии. Что он и сделал, умоляя Септет Ангелов обрушить на наши головы все мыслимые и немыслимые проклятья.

Увы, но для «Гольфстрима» этот удар тоже не обошелся без последствий. Прежде чем мы откатились от «захромавшего» «Самсона», наш таран соприкасался с его вращающимся колесом. И все это время оно рвало и било нас с неимоверной силой. В итоге истребитель успел лишиться не только тарана, но и носа, к которому тот был приделан. Скрежет, что при этом раздавался, звучал как крик невыносимой боли и заставлял наши с Гуго сердца обливаться кровью.