Убби и «двурукий» ублюдок сталкиваются с такой силой, что я диву даюсь, как они при этом не переломали друг другу кости. Сталкиваются и, схватившись по-борцовски, с грохотом падают на пол.

Коварная тактика! Все, что требуется «двурукому», это не дать Сандаваргу подняться до тех пор, пока калека не подберет оружие и не ударит его в спину. А калека, не ввязываясь в драку, перепрыгивает барахтающихся на полу противников и устремляется к поваленному оружейному стеллажу.

«Однорукий» горит желанием поскорее завладеть клинком и не замечает, как Малабонита настигает его, нырком бросается ему сзади на ноги и обхватывает их. Враг падает, едва успевая повернуться боком, чтобы не ушибить больную руку. Мне тоже нельзя мешкать. Если северянин лягнет Мою Радость по лицу, он запросто сломает ей шею. И я атакую лежачего врага сразу, как только тот оказывается на полу.

Я осознаю, что опасно бить калеку казенной частью ружья. Если от встряски в электроспуске проскочит искра, случится непроизвольный выстрел, и мои мозги фонтаном разлетятся по комнате. Поэтому я первым делом пинаю северянина по сломанной руке, которую он держит на весу.

Срабатывает! Тот начинает метаться по полу и орать от боли так, что перекрикивает борцов, которые тоже рычат и бранятся на весь трактир. «Однорукий» испытывает дикую боль, но с чего бы мне его жалеть? Подобрав отброшенную Убби табуретку, я продолжаю дубасить ею врага, уже не обращая внимания, куда попадаю. Хочет выжить – пускай бережет голову и напрочь забудет о сопротивлении. А еще лучше, пусть просит пощады. Тем более что мне все равно плевать на его гордость, и я здесь – последний человек, который ею восхитится.

План противника сорван. Не дождавшийся помощи борец нарывается в итоге на удушающий захват, из которого не может высвободиться. Что ни говори, а в честной драке один на один закаленный наемник из хамады всегда одолеет своего размякшего в комфорте сородича-горожанина. Но Убби не намерен лишать врага жизни, а всего лишь пережимает ему сонную артерию, усыпив его на какое-то время. И я надеюсь, этого времени хватит на то, чтобы мы завершили здесь все свои дела и успели скрыться.

Борец отделался легче всех, потому что с калекой Сандаварг не церемонится. Грубо отпихнув меня к стене, он хватает нашего с Долорес противника за волосы и с силой шарахает его лбом об пол. Второго удара не требуется – я и так уже наполовину вышиб из «однорукого» дух. И когда его крики смолкают, в комнате становится непривычно тихо. Слышно лишь, как кряхтит Скальдид, все еще борясь с мебелью, да снаружи на улице галдят взбудораженные красотки. Сами по себе они безобидны, но осложнить нам жизнь могут. Если в борделе окажутся люди Виллравена и до них дойдет весть о побоище в «Счастливой секире», они пожелают выяснить, в чем там дело. А значит, нам нужно срочно хватать пленника за бороду и выметаться отсюда как можно скорее…

Отброшенный Сандаваргом шкаф слетел с перевернутого стола, что лежал на груди домара. Но легче ему не стало, потому что на стол тут же взгромоздился сам зачинщик всего этого безобразия. Драться со Скальдидом Убби не намеревался, чего нельзя сказать о нем самом. От такой наглости он взревел и задергался с удвоенной яростью.

Упросить домара пойти с нами по-хорошему вряд ли получилось бы. Даже просто поговорить с ним, когда он впал в бешенство, было нереально. Рявкнув пару раз, чтобы он заткнулся, и не добившись результата, Сандаварг выругался и тремя ударами в скулу угомонил крикуна. После чего слез с него, отер со лба пот и лишь тогда отбросил придавивший пленника стол.

– Ха, а говорили: почернел, почернел!.. Так и знала, что все это вранье, – хмыкнула под нос Малабонита, оглядев распластанное на полу бесштанное тело. – Да и вообще смотреть особо не на что. Видали и побольше.

– Это ты о чем? – не врубился я, переводя дыхание после усердного размахивания табуреткой и потому туговато соображая.

– Неважно, проехали, – отмахнулась Моя Радость. – Кстати, по дороге сюда я приметила у одного коровника тачку для навоза. Думаю, надо ее позаимствовать, если, конечно, вам не хочется надрывать пупки и нести этого героя на себе.

– Ай да Проныры, ай да молодцы! – удовлетворенно пробасил Убби, оглядывая поле отгремевшей битвы. – Неплохая работа для двух южан, загрызи меня пес! Чисто сработали, без мертвецов. Незачем они нам, если вдруг придется надолго тут задержаться. Мои столичные друзья вовек не простили бы меня, угробь я кого-то из здешних псов. Без смертоубийства мы с вами, считайте, учинили обычную драку, а она у нас не преступление. Подумаешь, повздорили да лбы друг другу порасшибали! С кем не бывает…

Наверняка Сандаварг был прав, вот только вряд ли Скальдид согласится с ним, когда очнется.

Но его мнение нам предстояло узнать позже. И не здесь, а в нашем подвальчике. Натянув на домара штаны, связав ему руки-ноги и заткнув рот кляпом, Убби взвалил его на плечо, после чего мы спустились вниз и покинули «Счастливую секиру» через заднюю дверь. Трактирщик, высунувшись из-за стойки, провожал нас испуганным взглядом. А также готовился к трудному и явно болезненному допросу, который учинят ему по возвращении остальные члены сквада. Да, не хотелось бы мне быть на его месте и оправдываться перед разъяренными северянами.

Впрочем, пожелать трактирщику очутиться на нашем месте я тоже не мог. Зачем? Этот человек не сделал нам ничего плохого, чтобы насылать на его голову тяжкое проклятье…

Малабонита преувеличивала: вряд ли Убби надорвался бы, неся на себе пленника, – на моей памяти ему доводилось таскать ноши потяжелее. И все же, дабы не вызывать подозрений у встречных горожан, – а особенно у жандармов, – Сандаварг одобрил идею Долорес насчет тачки. Это тоже не гарантировало нам защиту от неприятностей, но давало хоть какую-то маскировку.