...Операция развивалась точно по плану. Восемь часов авиаторы Чкалова бомбили и расстреливали оборону франкистов. Восемь часов советская артиллерия аккуратно укладывала снаряд за снарядом в каждое пулеметное гнездо, каждый блиндаж, каждый дом, который показался подозрительным авиакорректировщику, компенсируя высокой точностью свою относительную немногочисленность. И вот теперь баски пошли в атаку, вместе с двумя батальонами советских танков, гоня перед собой очумевшие от массированной артиллерийской и авиационной подготовки остатки частей Северной армии...

... Пока Тухачевский хвалил Лизюкова за успехи танкистов, на командный пункт вошел член военного совета Армейской Группы Особого Назначения корпусной комиссар Мехлис. Перед атакой и в ее начале он находился непосредственно в передовых частях, искренне полагая, что только там комиссару и место. Мехлис поздоровался за руку с Агирре, козырнул Уборевичу и подошел, было, к смотровой щели, когда штабной связист быстро произнес:

– Товарищ корпусной комиссар, вас из батальона. Комиссар...

– У аппарата...

По мере того как неизвестный собеседник говорил, лицо Льва Захаровича медленно изменялось, словно бы застывая грозной маской...

– Минуту, - Мехлис повернулся к Тухачевскому, - Товарищ командующий, баски залегли...

– Где?
– мгновенно прервал разговор Тухачевский.
– Где?!

– На подходе к порту. Танки остались без пехоты. Один уже подбит...

– Суки, б...! Мать вашу!..

Хотя переводчики и не перевели последнюю фразу маршала, смысл ее был понят по интонации. Агирре вздрогнул, словно его ударили:

– Господин командующий, - он смело и прямо посмотрел в глаза Тухачевскому.
– Прикажите дать мне провожатых. Я подниму их!
– с этими словами президент Эускади откинул крышку с колодки маузера.
– Я обещаю вам, что подниму их или погибну вместе с ними!

Мехлис одобрительно взглянул на Агирре. Сам отличавшийся отчаянной, почти безрассудной храбростью, Лев Захарович ценил смелых людей.

Но Михаил Николаевич не поддержал порыва баска. Он взял из пальцев Мехлиса телефонную трубку и не сказал, а прямо-таки прорычал:

– Командира! Ты что там, рассукин ты сын, сам не знаешь, что делать?! Приказ получил?! А какого же ты, ... в рот, сюда докладываешь?! Шпалы на петлицах мешают?!
– И уже обращаясь к Агирре, - Не волнуйтесь, господин президент. Сейчас встанут...
– И снова в телефон, - Как поднимешь - доложишь! Исполнять, вы...док!

С этими словами маршал швырнул трубку мимо аппарата и в раздражении зашагал по командному пункту. Закурил, нервно затянулся...

– А вы - тоже хороши, Лев Захарович! Приказ об уклоняющихся от наступления видели? Читали? А что же тогда...

Он не договорил. Его снова перервал зуммер:

– Первый слушает! Встали? Молодец! Пришпорь-ка их еще разок, чтобы танки быстрее догнали! Можешь не докладывать...

На сей раз трубка уже спокойно легла на рычаги телефона. Тухачевский удовлетворенно выпустил струю дыма:

– Вот и все. Пошли, родимые...

– Но как вам это удалось?- Агирре слишком хорошо знал своих бойцов и потому был не просто удивлен - изумлен.
– Как ваши люди заставили ополченцев идти в атаку?

Михаил Николаевич усмехнулся:

– У нас в Гражданскую тоже так бывало. Заляжет, к примеру, полк и ни в какую не встает. Хоть что ты с ними делай. И вот товарищ Тро...
– Тут он резко осекся, мотнул головой, словно отгоняя от себя какое-то неприятное воспоминание, и продолжил, - В общем, тогда и придумали: если такие вот трусы в атаку идут - пулемет за ними поставить. И если что - ума им из пулемета прибавить...

Агирре молчал, переваривая эту информацию. С одной стороны ему было ужасно неприятно услышать, что его ополченцы - его земляки!
– пошли в атаку только под страхом расстрела, но с другой недисциплинированность ополченцев была настоящим бичом его войск. И вот впервые на его памяти ополченцев заставили - не уговорили, не убедили, а именно заставили, причем быстро и эффективно!
– заставили выполнить приказ...

– Господин командующий, - президент Эускади чуть склонил голову.
– Я буду вынужден просить вас преподать мне пару уроков по управлению войсками...