Здесь хоть было море. В общежитии никто не мешал — соседи по комнате на лето разъехались…

Учиться в институт он пошел только потому, что это избавляло его от службы в армии. На лекциях Сергей честно спал. Выручало то, что преподаватели в основном были женщины. Внешность выручала. Он и вступительные экзамены сдал только благодаря тому, что смотрел загадочно и казался умным…

И вот, дожив до двадцати одного года и проучившись четыре года в институте, Сергей понял, что ничего не хочет. И жизнь будет всегда такая, какая она есть сейчас, даже хуже. Просидит он до пенсии в душном конструкторском бюро, вычерчивая на кульмане никому не нужную ерунду. Зарплаты будет хватать только на питание… Ну и что?.. И это все?.. Зачем?..

Он ненавидел все эти блюминги, слябинги. Ничего не хотел знать о технологии обжима стали. Ненавидел людей, которые понуро, в три смены работали. Металлурги с обожженными лицами; толстые крановщицы, ворочавшие листы железа; шоферы, перевозившие бесполезные грузы, и многие другие, которых заставляли бороться за продукцию отличного качества, трезвый образ жизни, ударную производительность труда и гробить свое здоровье… У них были дети. Дети, которые росли как трава. Никто ими не занимался. А заводы приносили убыток.

Дома в халатике Вера быстро мыла оставленную в раковине посуду. Стрелки будильника, тикавшего на холодильнике, приближались к двенадцати часам ночи.

Заскребся в замке ключ, хлопнула входная дверь — это Рита вернулась с работы. Она несла тяжелые сумки с продуктами.

Вера стояла у окна и ела хлеб с маслом.

— Не спишь еще? — устало улыбнулась Рита. — Чего так?

— Телевизор смотрела.

У матери на щеках был нездоровый румянец.

— Как чувствуешь себя? — спросила Вера.

Та в ответ махнула рукой.

— В троллейбусе говорили, в парке опять драка была. Убили там кого-то…

— Ужин разогреть?

— Да не хочу я есть, — сказала Рита и принялась разбирать сумки, укладывать продукты в холодильник. — Ты один хлеб жуешь. Картошки поешь с мясом.

— Ладно, мама, пошли спать, — улыбнулась Вера. — Поздно уже.

Рита кивнула, и вдруг спокойное выражение сошло с ее лица.

— Я ж просила тебя полы помыть! А ты! Три дня назад еще просила, паразитка!

— Завтра помою, — угрюмо ответила Вера.

— Завтра, завтра! Каждый день одно и то же! Делать ничего не хочешь!

Вера вздохнула, пошла в свою комнату, разделась и легла. Долго смотрела в темное небо за окном на газовый факел.

У кого-то в квартире шумела вода, ныли водопроводные трубы. За стенкой негромко переговаривались соседки.

— Арбузы на базаре видела «астраханцы»… Вот такие.

— Почем?

— Рубль пятьдесят кило…

Вера думала про Сергея. То, что он гад, — это было понятно. Но зато красавец какой… Высокий… Глаза… Она вздохнула. Сравнить было не с кем. Только с артистом из американского фильма…

По квартире разносился храп отца.

Мать прошлепала в кухню, покашляла, выпила воды.

…Чистякова как кинулась к нему. Про все забыла… Приезжий, наверное… Никогда раньше не видела… Грустно. Где его теперь искать… Все. Проехали. Потерялся. Ну и не надо! Есть Андрюша…"

— В газете читала — нельзя арбузы брать. Нитратами отравлены…

— Нитратные — это государственные.

— Какая разница! Рыночные, государственные… Земля-то одна…

— Отраву едим.

— Отравой дышим…

— Да-а-а…

— Все равно помрем…

"…Андрюша из мореходного училища вернется, будет за границу ходить. По Дунаю, например, плавать. Золотое дно! Рейс недолгий. А товара — вагон. Успевай только продавать. Кооператив купим, мебель. Вещи импортные появятся. Сколько можно ходить в том, что Чистякова сошьет…

А еще лучше, чтоб он на полгода уходил… Куда-нибудь в Перу… Сама себе хозяйка. Делай что хочешь. Лишь бы не знал никто…"

Вера и Чистякова сидели в кафе. Они ели из вазочек мороженое и запивали его коктейлем. В кафе было прохладно, а на улице солнце шпарило невыносимо.

За соседним столиком сидели девочка лет десяти и мужчина в кожаном пиджаке.

— Раньше в Индии, — говорил мужчина, — по древнему обычаю, жена не имела права жить дольше мужа. Ее ждала ужасная смерть. Ее живую сжигали на костре одновременно с телом умершего.

— Я бы убежала, — сказала девочка.

Мужчина снисходительно улыбнулся, покосился на Чистякову и продолжал:

— Знаешь, самое интересное, что они сами этого хотели. В прошлом веке этот обычай запретили, но, несмотря на строжайшие меры предосторожности, имелись случаи самосожжения. Женщины кончали с собой не потому, что жизнь без мужа хуже смерти. — Он опять покосился на Чистякову. — Нет! Женщину толкал в костер какой-то внутренний импульс. Понимаешь?