Выждав немного, Чи-Гоан, повозившись с веревками, освободил нас, а потом снова обмотал нам руки, но легко, чтобы в любую минуту мы могли избавиться от них. Пират, который к нам заявился, ничего не заподозрил. Правда, он был совершенно пьян. Покачиваясь, он пролил на пол вино из бутылки, а затем смачно поцеловал меня в губы, называя при этом своим старым приятелем. Он сказал, что хочет сделать мне подарок. «Позабавься с черномазой девчонкой, приятель. Не переживай, что у тебя связаны руки: эта крошка все сделает сама», — сказал он. Пьяный мерзавец сам не знал, какой, действительно, сделал подарок всем нам: он швырнул в наш чулан бедняжку Пэрпл.

Мне пришлось незаметно наступить Чи-Гоану на руку: при виде твоей сестры в каких-то лохмотьях, со спутанными волосами, он заскрежетал зубами. Но пират решил, что раненый злится из-за того, что не может принять участия в забаве. Мы еле дождались, пока пьяный мерзавец уберется прочь. Но он еще долго давал мне советы, что я должен сделать с девочкой. Поглумившись вдосталь, он, наконец, ушел. Ты слушаешь меня, Роут?

Женщина стояла перед зеркалом. Она сняла с головы платок и теперь водила гребнем по длинным волосам — когда-то блестящим и иссиня-черным, а теперь пепельным от мелькавшей то тут, то там проседи. Не дождавшись ответа, Готто продолжал:

— Нам долго пришлось успокаивать Пэрпл, убеждать ее, что она среди друзей. Потом девочка долго плакала и лишь мотала головой. А когда все-таки заговорила, оказалось, что она заикается. Что мы от нее услышали! У меня аж в глазах потемнело от ярости.

С ней, пятнадцатилетней девчонкой, пираты справились без труда. Никто не обращал внимания на ее мольбы и слезы. Но ты была старше и сильнее. Пэрпл рассказала нам, что, защищаясь, тебе удалось ранить одного из этих негодяев. Поэтому тебя держали в подвале, на цепи.

Тогда я окликнул пьяницу. «Что за подарок ты мне сделал? — сказал я. — Эта девчонка похожа на дохлую курицу. Нет ли у вас кого-нибудь пошустрее?» Пират дохнул на меня кислятиной и засмеялся: «Пошустрее? Это можно. Только потом не зови на помощь».

И тогда тебя, освободив от цепей, привели в наш чулан. Полдела было сделано.

Поступку нашего пьяного благодетеля никто не удивился: сами пираты уже давно раздобыли себе несколько новых жертв и, к счастью, утратили интерес к вам обеим. А дальше — нам надо было шуметь как можно сильнее и продержаться до ночи. Пираты должны были поверить, что их пленники «забавляются с девочками».

Наконец, наступило время, о котором мы договаривались с Поло. Я в нем не сомневался: у парня были правильные представления о чести; не за деньги он согласился участвовать в этом опасном, почти безнадежном предприятии. Когда я снова крикнул, употребив для верности пару слов на лю-штанском и цесильском наречии, которыми пользовались пираты, что нам нужна вода, то двое пиратов, гогоча, распахнули дверь. Втроем мы бросились на них. Уверенные, что увидят двух связанных пленников и одного тяжело раненного, от неожиданности пираты не успели ничего сообразить, и им досталось — от собственных сабель. Мы с Деком забрали у мертвяков остальное оружие — пару длинных морских ножей — и покинули чулан. Я точно уверен: ни у кого из нас не возникло жалости к убитым пиратам. Это были нелюди, и мы поступили с ними, как с опасными зверями.

Готто замолчал, затем, облизнув губы, продолжил:

— Я хорошо помню, как ты, Роут, себя вела — пыталась успокоить сестренку, которая никак не могла опомниться, и ни единого слова не сказала Чи-Гоану. И это правильно — тогда не было времени для всяких там нежностей. Наверняка, ты все ему простила в этот миг. Я видел тебя тогда впервые и сразу понял: вот — необыкновенная женщина!

Во время побега я впервые пожалел, что пираты, на корабле которых я плавал, так и не высадили меня на своем острове, — сейчас бы нам пригодилось знание местности. Мы долго плутали и даже несколько раз едва не наткнулись на пиратов, преспокойно занимавшихся своими делами и не подозревавших, что пленники вырвались из своей клетки.

Наконец мы оказались на берегу. Сколько я ни вглядывался в темноту, никак не мог распознать очертания нашего баркаса; оставалось только надеяться, что Поло рядом и специально не зажигает на судне огней. Теперь надо было дождаться, когда он подойдет к берегу как можно ближе.

Под покровом темноты Чи-Гоан повел вас с сестрой к лодкам, а мы с Деком прокрались к небольшому деревянному навесу. Сейчас там, за большим столом, заставленным всякой снедью и винными бутылками, сидело с десяток шумно пирующих головорезов. Нас, стоящих почти на границе освещенного пространства, они не могли видеть. Тогда я проорал несколько оскорбительных ругательств на их языке, и Дек швырнул прямо на стол пустую бутылку, подобранную по дороге. Стекло разлетелось во все стороны. Пираты вскочили, выхватывая оружие. А затем, спотыкаясь и мешая друг другу, они бросились в погоню за нарушителями спокойствия.

Пираты долго не могли понять, за кем гонятся, пока крики «Пленники сбежали!», «Лови их!» не стали разноситься по всему острову. Мы с Деком добавили им проблем: то кричали и шумели, то вдруг умолкали, сбивая преследователей с толку. Повсюду стали загораться факелы, но нам удавалось, к счастью, оставаться незамеченными. И наконец, перестав шуметь, мы развернулись и пошли в сторону берега. Крики и ругань пиратов доносились со стороны палаточного городка.

Чи-Гоан и вы с Пэрпл уже сидели, пригнувшись, в отвязанной лодке. Мы с Деком столкнули ее с отмели и заняли место на веслах. В этот миг вдалеке, в море, зажегся сигнальный огонь — это Поло ждал нас на баркасе, не рискуя подойти поближе, чтобы не сесть на мель.