— Спасибо, — сказал Финн, тоже шепотом, и для верности добавил: — Grazia.

Он донес хлеб до рта, откусил большой кусок и стал механически жевать, смотря, как работница ставит на стол остатки ягненка. На ее лице было написано явное осуждение. Он проглотил хлеб и кашлянул.

— Вероятно, это как-то связано с машиной. Дело в том, что леди Морли моя ассистентка.

Итальянка подняла на него взгляд, полный недоумения.

Финн еще раз кашлянул и попытался собрать воедино все свои небольшие знания итальянского.

— Завтра мы должны выполнить тонкую операцию — собрать двигатель с новой батареей. Полагаю, у леди Морли есть вопросы. Ах, значит, это и есть ягненок? Выглядит восхитительно.

— Это очень хороший ягненок, нежный, молодой и невинный, как наша Святая Дева.

Она отвернулась и промаршировала к очагу, где в двух больших котлах кипела вода. Уверенной рукой кухарка сняла их с огня и легко подняла на плечи, зацепив коромыслом.

Потрясенный Финн вскочил со своего места:

— Позвольте, я помогу вам, синьорина.

Взгляд, которым она его одарила, был исполнен величайшего презрения.

— Это вода для ванны миледи, — сообщила она, посчитав дальнейшие объяснения излишними, и быстро вышла из комнаты, оставив Финна наедине с хлебом, невинным ягненком и ночными планами.

Звук приближающихся шагов отвлек Финна от соблазнительных грез о кружевном корсете леди Морли.

Сидя на мягкой траве и прислонившись к стволу цветущего персикового дерева, он пытался сосредоточиться на мыслях об автомобиле. В конце концов, завтра утром ему предстоит сложная операция — присоединение новой усовершенствованной батареи к двигателю и установка его на шасси. Если все получится, он даже сможет испытать машину еще до восхода солнца. Как он ждал этого момента! Это будет настоящий триумф!

Но, если быть честным, его мозг не желал думать о технических проблемах. Он желал думать об Александре, ее губах и волосах, грудях и нежной коже шеи. Финн упорно думал не о батарее, а о нижнем белье леди Морли, о том, как станет снимать его — сначала он обнажит ее ягодицы, потом груди, а потом…

Хруст, хруст. Под ногами идущего хрустели ветки. Финн вскочил, выискивая в темноте между деревьями знакомое светлое платье.

Однако он быстро понял, что эти шаги слишком тяжелы для женщины, и ухватился за ствол дерева, а потом спрятался за него.

— Всегда! — сказал мужской голос. — Ну что там подойдет? Беда? О нет, еда? Ерунда? Гори оно все синим пламенем. Придется попробовать что-то другое.

Финн вжался в ствол персика.

Теперь голос лорда Роуленда звучал ближе.

— …память еще со мной… память всегда со мной, да, в этом вся фишка. Память всегда со мной, не забуду… что не забуду, черт возьми?.. не забуду тебя… твою любовь… нет, не подходит. Не забуду твой голос живой… черт, голос мертвым не бывает. А, вот: память всегда со мной, не забуду твой голос родной. О да. Очень хорошо.

Очень хорошо? Он спятил?

Финн осторожно выглянул из-за дерева. На небе светила полная луна, но листья и цветы поглощали свет, и он с большим трудом разглядел темную фигуру лорда Роуленда Пенхоллоу, который уселся на траву в десяти или двенадцати ярдах от него с бумагой в руках. Его лицо было обращено к цветам над головой.

— Память всегда со мной, не забуду твой голос родной, — пробормотал братец герцога.

Финн даже в юности никогда не увлекался поэзией. И тем более не думал о ней, повзрослев. Но ему припомнилось, что в Кембридже Пенхоллоу считали будущим поэтом. Говорили, что у него необыкновенный потенциал. Возможно, он станет вторым Байроном. Или… как там его… ну, у которого безумная сестра кого-то там зарезала.

То, что слышал Финн этой ночью в персиковом саду, затерянном в итальянской глуши, было очень далеко от Байрона.

Услышит ли его бормотание леди Морли? Успеет ли остановиться вовремя? Финн осторожно вытащил из кармана часы, поднес к лицу и стал поворачивать так и этак, пытаясь разглядеть положение стрелок на циферблате. Похоже, пять минут одиннадцатого. Где она? Может, он сумеет потихоньку уйти и предупредить ее? Рискованный маневр.

Лорд Роуленд выпрямился:

— Прекрасно. Теперь с самого начала.

Финн прислонился лбом к дереву и начал считать, желая определить размер стиха. Это сонет? В сонете четырнадцать строк. Пять маленьких ямбов на строку. Нет, погоди. Что-то не так. У Пенхоллоу только четыре ямба на строку, а это значит…

Хруст, хруст.

Финн весь обратился в слух. Лорд Роуленд тоже. Он убрал бумагу в карман и тоже спрятался за деревом.

Шаги приближались, медленные и уверенные. Чьи-то ноги ступали по твердой земле и ломким прошлогодним веткам. Громко закричала ночная птица.