Сталин был заядлым театралом и особенно любил спектакли МХАТа – самого реалистического театра страны. Ливанов входил в число любимых актеров вождя всех времен и народов и звание народного артиста СССР получил в 44 года – в 48-м. Однако Сталину нравились не только сценические работы Ливанова – еще больше он восхищался его остроумием. Взять хотя бы следующий эпизод. Однажды Сталин поинтересовался у Ливанова: «Почему вы до сих пор не в партии?» На что Ливанов с ходу ответил: «Товарищ Сталин, я очень люблю свои недостатки». Сталин расхохотался и больше к этой теме не возвращался.

В 50-е годы Ливанов почти не снимался в кино и редко играл на сцене. И дело было вовсе не в нездоровье актера, а в его щепетильности: он не хотел играть заведомо неинтересные роли. Поэтому в конце того десятилетия Ливанов пробует свои силы в режиссуре: ставит на сцене МХАТа спектакль «Братья Карамазовы», где сам играет Дмитрия. А в 60-м состоялась последняя значительная роль Ливанова в кино: в фильме-спектакле «Мертвые души» он играл Ноздрева.

Ролей в кино могло быть и больше, если бы не невезение. Сергей Юткевич собирался снимать фильм о Владимире Маяковском и в главной роли видел только Ливанова. Стоит отметить, что актер близко знал Маяковского и был действительно на него похож. Каждый раз, когда они встречались, поэт обычно говорил: «Ну что, Ливанов, трудно быть красивым? Давайте стукнемся литаврами наших грудей в знак приветствия». Увы, но снимать Юткевичу такой фильм не разрешили.

В 60-е годы МХАТ вступил в полосу серьезного кризиса. Репертуар прославленного театра оставлял желать лучшего, и зритель все чаще отказывался ходить в некогда популярный театр. Дело дошло до того, что билеты в МХАТ стали продавать в нагрузку к билетам в более посещаемые театры. Власти поначалу не вмешивались в этот процесс, полагая, что администрация театра сама выберется из сложной ситуации. В результате в МХАТе было избрано художественное руководство из трех корифеев: Бориса Ливанова, Михаила Кедрова и Виктора Станицына. Но это не помогло: корифеи очень скоро перессорились друг с другом, поскольку авторитет каждого из них был слишком велик, чтобы признать правоту другого. Когда стало понятно, что самой труппе из кризиса не выйти, власти нашли иной выход и летом 1970 года прислали в театр «варяга» – главного режиссера театра «Современник» Олега Ефремова. Часть труппы Художественного театра во главе с худруком Борисом Ливановым была категорически против такого поворота, однако с их мнением никто не посчитался – все было решено наверху, в ЦК КПСС.

Тем летом МХАТ отправился на гастроли в Киев. Ливанов сначала был с труппой, но через пару дней уехал в Москву, где и узнал о том, что часть «стариков» согласилась на «царствие» Ефремова. И самое обидное, что в этом списке Ливанов обнаружил фамилию своего друга Прудкина. Простить этого он ему так и не смог, порвав с ним прилюдно.

Вспоминает В. Шиловский: «Как-то мы сидели за столом, обедали. Рядом с нашим столом был стол Прудкиных. Вдруг открываются двери, входит Борис Николаевич. Подходит к Марку Прудкину и со всего размаха бьет по столу, так, что подпрыгивает посуда. И очень громко говорит:

– Марк, ты предатель! Ты не меня предал, ты МХАТ предал. И трагедия в том, что МХАТ перестанет существовать. – Ливанов еще раз грохнул кулаком по столу и ушел…»

Как мы теперь знаем, слова Ливанова стали пророческими: при новом руководителе старый МХАТ просуществовал всего-то полтора десятка лет и распался на два театра. Однако Ливанов до этого распада уже не дожил: он скончался через два года после прихода Ефремова. Вслед за ним в течение следующих пяти-семи лет из жизни ушли и все остальные «великие старики» МХАТа.

Здоровье Ливанова подкосили события лета 1970 года. 46 лет он проработал во МХАТе, а после прихода туда нового руководителя вынужден был навсегда забыть туда дорогу. Даже за зарплатой, которую ему исправно платили, он не приходил – ему ее приносили на дом. Все эти переживания привели к тому, что два года спустя у Ливанова развился рак поджелудочной железы. В сентябре 1972 года Ливанова положили в Центральную клиническую больницу, из которой он живым уже не вернулся. Великий актер скончался 22 сентября.

Таких актеров, как Борис Ливанов, сегодня на нашей театральной сцене уже нет. И дело вовсе не в оскудении земли русской талантами, а в самой атмосфере, царящей в обществе. Ливановы и Яншины, Грибовы и Станицыны могли появиться в отечественном искусстве только в былые годы, когда мерилом таланта были не суммы гонораров, а любовь к своей профессии и преклонение перед Его Величеством Зрителем. К счастью, благодаря тому, что великолепную игру бывших корифеев отечественного театра удалось запечатлеть на пленку, мы теперь имеем возможность восхищаться их талантом не только в воспоминаниях современников, но и вживую.

На долю этой певицы выпало немало испытаний, включая две войны и тюремное заключение. Но она сумела не только выжить, но и вернуться в профессию, где долгие годы считалась одной из лучших.

Лидия Русланова родилась 14 (27) октября 1900 года в Саратове в крестьянской семье. Песня ее сопровождала практически с младых лет, поскольку в деревне пели все: и ее родня, и односельчане. А когда в пять лет Русланова осталась сиротой – ее отец погиб в Русско-японскую войну, а мать умерла, – она стала просить милостыню, исполняя песни. Затем оказалась в сиротском приюте в Саратове, где закончила три класса церковно-приходской школы. Но и про песню не забывала – пела в церковном хоре, где и получила первоначальное музыкальное образование. В 1914 году Русланова ушла из приюта и переехала жить к родному дяде. Чтобы не висеть на шее родственника, у которого и без нее была большая семья, Русланова рано начала работать на мебельной фабрике. К тому времени у Руслановой был уже большой песенный репертуар, в который входили не только народные песни, но и песни городских окраин: «Очаровательные глазки», «Златые горы», «Окрасился месяц багрянцем», «Ах ты, степь широкая» и другие. У Руслановой был глубокий, грудной голос (низкое контральто) большого диапазона, который позволял ей переходить даже к сопрановым звучаниям. Она пела широко, раздольно, эмоционально разнообразно – в традициях уличного городского пения.