Тогда Хамид влюбился в симпатичную девушку из христианской семьи. Она работала горничной в богатом доме, мимо которого он проходил, направляясь в мастерскую. Она была лет на пять или шесть его старше и очень смелая. С тех пор как Хамид поцеловал ее пару раз, она каждый день поджидала его у окна. Но за неделю до памятного разговора Серани с тем каллиграфом девушка куда-то исчезла. Осталось только имя: Роза.

«В конце концов, Коран написан по-арабски». В скобках автор высказывания: Шейх Мустафа.

«Коран был открыт человеку в Мекке и Медине. Записан в Багдаде. Прочитан в Египте. А самые красивые его списки созданы в Стамбуле». Это слова мастера Серани.

Далее шли фразы, которые Хамид записал, несмотря на тоску по Розе, хотя ни один человек на земле не смог бы объяснить, что они значат. Он занес их в тетрадь с расчетом при случае расспросить об этом учителя. Однако потом забыл.

Позже Фарси узнал, что, помня о заслугах самих арабов и персов, нельзя забывать то, что сделали для арабского шрифта турки. Османские писцы подняли каллиграфию на уровень настоящего искусства. Помимо всего прочего, они разработали новые стили, такие как «дивани», «дивани-гали», «тугхра», «руква» и «сунбули».

Хамид обнаружил страницу, на которой ничего не было, кроме написанной красным фразы посредине: «Я изобрету новый стиль». Когда Хамид показал ее мастеру, тот покачал головой.

— Чем скакать, как жеребенок, научился бы лучше правильно дышать во время работы. А то пыхтишь, высунув язык, как собака под палящим солнцем.

«Вблизи незначительная вещь кажется большой, а главное можно упустить», — прочитал Хамид еще через несколько страниц и вспомнил, чт'o сказал по этому поводу покойник Хасан:

— Вот лучшее объяснение тому, почему пророки и гении больше всего страдали от своего окружения.

Бедняга оказался прав. Хасан, вероятно, понимал больше, чем казалось на первый взгляд. Скромный крестьянский сын с острым умом и несчастливой судьбой, он так и не женился, потому что хромал. В детстве Хасан сломал правую ногу, и какой-то костоправ неправильно наложил ему гипс.

Как-то раз, лет в двенадцать, Хамид помогал Хасану рисовать сложный орнамент. В тот день они оба оказались свидетелями громкого спора об арабском шрифте, который вели два друга Серани. Сам мастер занял нейтральную позицию, вежливо соглашаясь то с одним, то с другим. По его голосу чувствовалось, что больше всего ему хотелось прекратить эти дебаты.

Хасан разделял мнение того, кто высказывался против канонизации шрифта и отдельных букв.

«Одними и теми же знаками ты можешь написать и самое красивое, и самое мерзкое из слов», «Арабский алфавит не может быть творением Всевышнего, в нем полно недостатков», — так говорил этот каллиграф.

Последнее высказывание Хамид тоже записал посредине чистой страницы красными чернилами. Как будто уже тогда знал, что в нем то самое семя сомнения, которое впоследствии изменит его жизнь.

Хамид прочитал немало книг о языке. Он собрал и записал множество звуков и слов, которые плохо передаются буквами арабского алфавита. Он изучил все недостатки и слабости шрифта, а также предложения реформаторов за много столетий. Теперь у него перед глазами оказался заголовок, выписанный стилем «нас-ши»: «Реформа арабского шрифта. Сочинение слуги Всевышнего Хамида Фарси». Называть себя «слугой Всевышнего» он научился у Серани и долго подписывался этим титулом, пока сам не стал находить его смешным.

Свои планы Фарси разрабатывал на протяжении двух лет и записывал на отдельных листах и клочках бумаги, прежде чем перенести в тетрадь. Сейчас он перечитывал их снова, и не без гордости за точность формулировок и новизну идей. На пятидесяти страницах, испещренных мелким, но понятным почерком, Фарси изложил суть своей реформы и наметил основы трех новых стилей.

Арабский шрифт не менялся вот уже больше тысячи лет, а каллиграфия около ста пятидесяти. Лишь несколько идей мастера Серани были признаны да один уродливый египетский стиль, разработанный Мухаммедом Махфузом специально для короля Фуада I. Подражая европейцам, его автор предложил ввести заглавные буквы, которые он снабжал закорючками, похожими на короны, почему и назвал свое изобретение «коронным шрифтом». Фарси видел в этом шаг назад. Большинство его коллег также не поддержали нововведения.

Два существенных недостатка арабского шрифта, исправить которые мог только каллиграф, отметил Хамид Фарси в своей тетради. Первый состоял в том, что одна и та же буква изображалась по-разному в зависимости от места, которое она занимала в слове. Это означало, что школьникам приходилось выучивать сотни разновидностей букв. Другая несуразность, по мнению Фарси, состояла в том, что многие арабские буквы слишком походили друг на друга, различаясь лишь одной, двумя или тремя точками.

«Нам нужен новый алфавит, — решительно заявлял Фарси, — передающий каждый звук нашего языка не более чем одним знаком, который невозможно было бы перепутать с остальными».