Володя ушел с бабушкой, а я остался… И кухарка куда-то ушла, да беда была в том, что чулан был заперт на замок, а ключ был у мамы. Постоял около чулана, послушал и позвал Хаврюшу. Услыхал. Хрюкает… Миленький! Экая досада! Так бы сломал дверь и выпустил Хаврюшу!.. Взял я палочку, всунул ее в дверь, поискал ею Хаврюшу. Да что толку? Проклятая дверь! Стукнул в нее каблуком. Что-то упало с полки в чулан… Убежал. А время шло и шло… В столовой уже приготовляли стол к чаю. Папа проснулся и умывался, плескаясь водой… Вернулась бабушка с Володей…

— Ну что? — шепотом спросил у меня Володя.

— Не удалось.

— Эх, ты!..

— Заперт чулан, а ключ у мамы…

— Утащил бы! — сказал Володя.

— Ай-ай… Разве можно?..

— Сказал бы, что я… Меня нельзя розгами: я — маленький…

Напились чаю. Стало темнеть на улице, и все меньше оставалось жить на свете нашему Хаврюше. Как только пробьют часы, у меня вздрогнет сердце, потому что еще пришел час хаврюшиной жизни. Принесли зажженную лампу. Велели уходить в детскую… Папа сел заниматься и запретил ходить взад и вперед по комнатам. Пошел дождик. На двор больше не пустили. Мы сидели с Володей в детской и смотрели на двор… Нам было очень скучно и хотелось плакать. А дождик все шумел по крышам и ручейками сбегал по окошку. Опять пробили проклятые часы…

— Ложитесь! — сказала бабушка.

— Не хочется…

— Как это не хочется? Девять пробило… Я вот позову отца… Идите прощаться с родителями.

Пошли прощаться с папой и мамой. Хотел я еще последний раз попросить папу о Хаврюше, но папа писал, и у него было очень сердитое лицо. Так я и не решился. Когда мы прощались с мамой, я подтолкнул Володю локтем, чтобы он начал разговор.

— Ну, ложитесь с Богом! — сказала мама, поцеловавши нас обоих.

Мы не уходили.

— Ну, идите!

— Мамочка! Позволь проститься с Хаврюшей!..

— Вот придумали.

— Ведь завтра уж… не увидимся с ним…

— Никогда не увидимся! — сказал я, заплакал и убежал…

Не пустили проститься с Хаврюшей. Мы разделись, но очень долго не спали. Мы все слушали, как шумит дождик по крыше, как со звоном вода стекает по сточным трубам и как папа считает на счетах… Лампадка горела в углу перед Богом, и на потолке был светлый кружочек от нее…

— Спишь? — спросил Володя.

— Нет, а ты?

— И я — нет…

— Я знаю, про что ты думаешь.

— Про что?

— Про Хаврюшу.

— Да. А ты?

— И я тоже.

Мы замолчали. Потом Володя присел на кровати и спросил:

— А что, Бог может спасти Хаврюшу, если Ему помолиться хорошенько?

— Наверно, может…

— Ведь Бог все может? Бабушка говорит, что Он все может сделать, что угодно…

— Да, если захочет…

— Давай — попросим! — сказал Володя.

— Давай!..

Мы присели на кровать и стали молиться и просить, но не вслух, а про себя. Я уже кончил, а Володя все молился и шептал что-то. Потом мы опять долго молчали. Я все думал, как может Бог спасти Хаврюшу, если ключ от чулана у мамы, — как вдруг Володя сел в кроватке и спросил:

— А у Хаврюши есть душа?

— Не знаю…

— Наверно, есть…

И опять лег… И опять мы молчали… Еще раз громко пробили часы, — опять мне стало так жалко Хаврюшу, что я ткнулся лицом в подушку и потихоньку заплакал. И больше я уже не слыхал, как бьют часы. Верно, уснул…

Утром я проснулся первый. Был яркий такой солнечный день. Дождик хорошо вымыл двор, дома, камешки, листочки на деревьях за забором. Все было светлое, чистое, веселое такое. В церкви звонили к ранней обедне, и где-то кудахтала курица. «Верно, снеслась курица», — подумал я и вдруг вспомнил про Хаврюшу… И мне стало страшно думать про Хаврюшу и захотелось, чтобы Володя не спал.

— Володя, курица кудахчет как на дворе! Слышишь?

Володя не просыпался. Тогда я подбежал к нему и потрогал его за ногу, которая выставилась из-под одеяла. Володя поджал ногу, но все-таки не проснулся. Тогда я сердито дернул его за руку и громко сказал:

— Спи, спи! А Хаврюшу зарезали…

Володя раскрыл глаза и зажмурился от свету.

— Чего спишь? Проспали Хаврюшу-то.

Тогда Володя заморгал глазами, сел в постели и начал чесать себе обеими руками затылок. Я еще раз сказал то же самое — и тогда Володя спрыгнул с кровати и начал быстро надевать чулочки. Мы кое-как оделись, не застегнули даже башмаков и потихоньку вышли из детской. Было тихо в комнатах, только в столовой кухарка брячала чайной посудой… Мы подошли к двери в кухню и остановились. Страшно было нам войти в кухню.

— Иди!

— Иди ты вперед!

— Боюсь.

— И я.

— Думаешь, убили?

— Наверно…

— А может быть, Бог спас… — сказал Володя, перекрестился и приоткрыл дверь в кухню.

— Казнили! — сказал он и быстро затворил дверь.

— Там?

— На столе…

— Мертвый?

— Мертвый…

Меня тянуло пойти в кухню и посмотреть на мертвого Хаврюшу, но было страшно туда идти.

— Что вы тут толчетесь? — спросила кухарка, проходя в кухню.

— Закололи? Да?