Приезжему этот кандидат очень приглянулся: лошади нет, коровы нет… Кроме кур — ничего! Маленькая глинобитная избушка крыта соломой. И солома прогнила, в дырах.

Перед голосованием Пашка Васьлей все же выкрикнул:

— Лодырь Осокин. Потому у него и нет ничего.

— Это кулацкая теория, ненужные разговоры. Нам как раз бедняков и следует выбирать, — возмутился, сверкая глазами, Хайкин.

Услышав слово «теория», Пашка Васьлей перепугался. Невесть что это означает!

— Если для вас подходит, — то и нам пойдет, — сказал он тогда, поджимая губы.

Не стали возражать и другие. И все же за пего голосовать не хотелось. Русские, услышав фамилию «Осокин» и зная Осокина, который сражается за Советы, подняли руки дружно. Тогда и чуваши вроде бы подняли.

Когда упомянули имя Мирского Тимука, возражающих не было. Что поделаешь — всю жизнь в работниках трудился — как есть «ботхак».

К этим выборам, можно сказать, никто не готовился. Однако такое утверждение было бы не совсем правильным. Кое-кто, оказывается, вел работу. Имя Чахруна Мишши назвал усевшийся среди русских Мирской Тимук…

У Хаяра Магара, Медведева и им подобных насчет богатых и бедных действительно своя теория: радеющий за хозяйство человек — богач, кто ленится работать, лентяй-лодырь — бедняк.

Павел Мурзабай тоже на Чахрунов смотрел примерно так, их за людей не считал. Неужели теперь его взгляд переменился? Почему он послал своего работника с наказом предложить в Совет Чахруна Мишши?

Более месяца где-то пропадал Павел Мурзабай. Когда вернулся, домашние его не узнали. Всегда спокойный, а теперь стал какой-то издерганный. Без всякого повода и причины ругал и жену и старшую дочь. Как-то забежавшую Уксинэ почему-то выгнал. Угахви, шипя и ворча, как прежде, попыталась вначале укротить нервного супруга, даже замахнулась.

Мурзабай закричал, как бешеный:

— Зарежу! — и схватился за нож.

Угахви притихла, осторожно ступала, чтобы не скрипнуть половицей.

О жизни, о самане теперь после потери сына Мурзабай рассуждал так:

«Во время Комвуча народ ощетинился! Даже в темных чувашских деревнях не хотели подчиняться этой власти. Чулзирма поднялась и взяла в руки оружие, в Ягали разыгралась своеобразная «война», в Самлее еще до ухода белых вновь избрали Совет. Народ не сам по себе волновался, нашлись руководители. Хитро они работают: Назара и ему подобных расстреляли, в то же время Васюка и Дятлова выпустили на волю. И нам придется хитрить. Мы не против Советской власти. Поможем избрать в Совет беднейших из бедных. Алабаш [36] у себя дома, пусть так же небрежно выполняет и работу в Совете…»

Мурзабай вконец лишился душевного равновесия.

И тут-то он решил объединиться с сельскими куштанами. Поговорил со Смоляковым, повидался с Фальшиным.

Те были обрадованы, что Мурзабай теперь совсем заодно с ними, решили прислушиваться к его словам. Через кого действовать — они кумекали сами. У Мурзабая — Тимук, Смоляков обещал подпоить Заману-Тимрука.

Фальшин тоже решил разыскать нужных людей. Ни в чем не возражая и не противясь наивному горожанину, во всем внешне соглашаясь с ним, в то же время тайно от него приступили к выполнению своих замыслов. С помощью куштанов в Совет избрали только неимущих.

Сельчане плечами пожимали. Поразительное дело произошло на первом заседании сельского Совета. Кого председателем? Мирской Тимук предложил Чахруна. «Михаил Иваныч Осокин достоин быть председателем», — внушительно произнес он.

Русские выразили было протест. Как же так? Глава села никогда не бывал из чувашей! Их убедил Хайкин.

— Теперь всем людям, всем народам — равные права…

Таким образом, никогда — ни в поле, ни дома — не проливавший капли пота Осокин стал председателем сельского Совета.

Этому растрепе кто-то из его покровителей решил придать более деловой вид. Нашли ему выцветшую зеленую гимнастерку и брюки галифе. К галифе лапти не подходят, нужны сапоги. Это заявил сам Мишши, довольно быстро сообразивший — что к чему. Однако его шефы то ли сразу сапог не подыскали, то ли очень наряжать своего выдвиженца поостереглись: вместо сапог нашли башмаки из какой-то грубой кожи и обмотки. Возиться с обмотками, разумеется, такое же долгое занятие, как навертывать онучи. К тому же — на улице обмотки вдруг развязываются или просто сползают… Но что поделаешь, пока приходится терпеть. «Сапоги будут, подожди», — заверил председателя Мирской Тимук.

Чахрун прежде носил широкие штаны, и то, что он так долговяз, в глаза не бросалось, а теперь — в галифе, ботинках и обмотках — стал высоким всем на удивленье.

Облик его изменился. Лишь небритая борода да нечесаные волосы остались прежними. Меньше стал пить — больше не отекало лицо, на более худом лице вдруг виднее стали синие глаза.

Только теперь люди рассмотрели: Чахрун, оказывается, стройный, красивый. К тому же может и пошутить при случае. И еще удивил он сельчан: читать, писать умеет! Грамотным оказался. В Совете частенько видели его с газетой.