Мне запомнилась одна беседа на эту тему, в заключение которой слушательница сказала: «Это все понятно. Но я хочу, чтобы мой муж любил только меня». Мне показалось, что это классическая фраза о всевозможных смешениях, которую надо выбить в мраморе и бронзе. Здесь и «мой муж», и «должен любить», и «любить только меня». Я ей ответил: «А как ты себе это на практике представляешь? Пошел на работу и спрятал свое сердце под пиджак? Пришел домой и открыл его снова?» Здесь подразумевается, что проявление мужем «положительных» эмоций к другим людям вне брака считается предосудительным и должно сопровождаться чувством вины. Если рассматривать любовь как одно из ценных отношений не только к людям, но и к миру во всех его проявлениях, то сведение ее направленности исключительно на одного человека существенно обеднит и брачные отношения. Подлинная любовь в отличие от «социальной» безусловна по своей природе и заключается в принятии человека как уникального, независимо ни от каких его качеств и проявлений.

Когда мы говорим: «Теперь ты мой», в этот момент в наших отношениях исчезает свобода. А любовь, как поется в известной песне, «дитя свободы». Тут можно привести аналогию с птицами. Например, соловей прекрасно поет. Но только в природе, в клетке он печально молчит. Хотя есть птички, которые в клетке поют, но уже не так красиво. Соловей, как и любовь, проявляет свою сущность только на свободе.

Чтобы разобраться в грамотном поиске любви, желательно определить, где находится ее источник. Достаточно часто, когда говорят об исканиях любви, подразумевают поиск некого конкретного человека, что называется – «встретить свою любовь». Такая идея прекрасно укладывается в привычную логику социальных законов жизни. С социальной точки зрения ресурс для удовлетворения потребностей (деньги, территория, инструменты и т. д.) всегда находится вне человека. Отсюда вывод: если я хочу любовь, то, согласно этой логике, устремляюсь на поиски любимого человека. Нахождение любимого человека приводит к положительным эмоциям, но одновременно к возникновению последующей зависимости от него. Если кто-то делает нам хорошо, то мы начинаем зависеть от него, так как его отсутствие будет приносить нам страдания. Такая любовь к человеку близка к зависимости от алкоголя и наркотиков.

Идея любимого человека, то есть ошибочное отождествление человека с любовью, приводит к последующему эффекту схлопывания. Любимый человек начинает замещать собой целый мир: «Я рад, что тебя нашел, теперь только ты один мне нужен». Возможно, тут имеет место скрытое детско-родительское отношение, когда для маленького ребенка мама является заменителем целого мира. Ребенку, кроме мамы, никто особенно не нужен.

Я думаю, что ближе к реальности идея о том, что любовь находится в сердце человека, то есть в его субъективной реальности. Поскольку этот ресурс внутренний, он независим от внешнего мира. Никто и ничто не может помешать человеку любить. Справедливо и то, что никто и ничто не заставит человека любить. Заставить можно только уважать, но не любить. Любовь – в сердцевине своей глубоко внутреннее действие. То есть любовь возникает тогда, когда появляется тот, кто любит. Другими словами, чтобы была любовь, надо появление любящего, который направит свою любовь наружу. Если нет того, кто любит, тогда человек впадает во влюбленность, зависимость, страсть как реакцию на внешние факторы, от него мало зависящие.

Получается, что любовь не зависит от поведения партнера. Это тем более справедливо, если согласиться с тем, что источник любви находится внутри нас, а не в поведении другого человека. Для иллюстрации этого есть замечательная фраза: «Любят не за что-то, а вопреки чему-то». Возможно, с этим связан интересный феномен, что «плохих» людей любят сильнее, чем «хороших». Для того чтобы любить плохого, нам приходится активизировать и тратить свои душевные силы, а хорошего любить легко и потому неинтересно. Как говорится, дорогой человек – это тот, кто дорого достался.

Таким образом, когда человек говорит о любви, тут могут быть два смысла. Чаще всего имеется в виду любимый человек, реже – собственно сама любовь, которая находится в сердце любящего человека. В первом случае отношения сильно зависят от поведения любимого человека, во втором совершенно не зависят. Важно разделять объект любви (человека) и саму любовь, которая внутри человека. Взрослая любовь не зависит от объекта – с кем общаюсь, того и люблю. Отсюда количество людей, которых «можно» любить, зависит только от сердечных возможностей самого любящего.

Однажды на сайт мне пришло письмо: «Как научиться быть довольной собой, жизнью, довольствоваться тем, что имеешь? Присутствует постоянная неудовлетворенность собой и жизнью. К психотерапевту хожу почти год, особых сдвигов не замечаю. Наверное, я идеалистка, хочется все делать идеально, а когда понимаю, что это невозможно, не хочется даже начинать. Я принадлежу к меланхоличному типу людей, которые никогда не будут оптимистичными и веселыми, но очень уж достали постоянные резкие перепады настроения, затяжные периоды апатии и бессилия, когда ничего не хочется. Ничего не могу с собой сделать, чтобы справиться со всем этим». В своем письме девушка пытается примирить идеализм и удовлетворенность собой и жизнью.

В ответе я написал, что идеализм и принятие себя – принципиально разные вещи. Тут уж человеку надо выбрать: быть хорошим (то есть стремиться к идеалу) или быть счастливым. Отсюда возрастание апатии у написавшей мне девушки, так как деятельность такого человека не приближает его к счастью, но только лишь к идеалу, поскольку в основе идеала лежат непринятие себя таким как есть, недовольство тем, что имеешь. Чем больше мы видим свое отличие от идеала, тем сильнее испытываем неудовлетворенность. В основе любой самокритики лежит конфликт между человеком, какой он есть, и неким представлением о том, каким он должен быть. Но такое возможно лишь в рамках исполнения социальной деятельности, то есть социальной роли (например, идеальный продавец, идеальный менеджер и т. д.). Что же касается человека, то общеизвестно, что все люди разные. Ни о каком идеале в этом случае говорить нельзя, все кровавые тоталитарные режимы начинались с красивых идеальных представлений о том, какими должны быть человек и общество, в котором будет жить этот человек. Один философ назвал их поклонниками Прокруста, одного из персонажей древнегреческого мифа. Это был очень гостеприимный хозяин, и всех, пришедших к нему, он укладывал на кровать, «прокрустово ложе», которое было определенного размера. Все, что было длиннее, – отрубалось, а что было короче – вытягивалось.