Даже сейчас Честити улавливала этот еле слышный шепот, доносившийся из-за каменной ограды за садом. Она не знала, как противиться тихому зову, но понимала, что не должна ему поддаваться. На ее долю выпало испытание, осознала Честити. Настоящее искушение, проверка ее силы, ее добродетели. Иногда, особенно в темноте, лежа ночью одна в своей постели, Честити боялась, что не справится со своей миссией. Она чувствовала, как добродетель медленно отделяется от нее, но не находила в себе сил помешать этому.

Остановившись, чтобы осмотреть ряд пионов и их набухших бутонов, Честити заметила какой-то след в грязи. Он был огромным, заостренным у носка. Можно было не сомневаться, что этот отпечаток принадлежал сапогу, высокому ботфорту.

Ничего не скажешь, странное место для следа… Возможно, если бы ее отец был высоким крупным человеком или у них был бы садовник, Честити даже не задумалась бы о происхождении следа. Но ее отец не отличался высоким ростом и не мог носить сапоги такого размера, к тому же они прибыли в Лондон всего несколько дней назад, и садовник еще не приступил к работе. Этот загадочный след не мог принадлежать и брату Честити, Роберту. Хотя бы потому, что Роберт еще не успел навестить их.

Заинтригованная, Честити направилась по следам, отмечая, что они, похоже, уводят ее все дальше от сада и дома. Это открытие казалось еще более странным, ведь отпечатки сапог вели туда, где не было ничего, кроме каменной ограды, окружавшей сад. За пределами двора тянулась узкая полоска густого кустарника, который планировали вырубить, чтобы расчистить дорогу к другому кварталу изысканных городских домов.

«Куда же ведут эти следы?» — гадала Честити, крепко сжимая в руке букет цветов. След резко оборвался у обвитой плющом стены за садом. Между тем солнце стремительно опускалось за линию горизонта, уступая место луне, которая уже показалась на вечернем небе. Здесь, в дальнем углу сада, было довольно темно, заросли плюща и тень от дома и крон деревьев нависали над стеной. Благоразумнее всего для Честити было немедленно вернуться к дому, но она отмахнулась от доводов инстинкта самосохранения.

Опустившись на колени, Честити заметила, что земля по ту сторону ограды была притоптана, словно по ней кто-то двигался. Но кто? Ворот в саду не было, по крайней мере Честити не могла припомнить ничего подобного. Но там виднелся отпечаток сапога…

Возможно, оставивший следы человек взобрался на садовую ограду и спустился с другой стороны? Но что этот некто мог делать у них во дворе? Неужели к ним забрался грабитель? Вор, промышляющий в домах? Страх пронзил Честити, заставив мысли тревожно заметаться в голове. Но вот подул легкий ветерок, который подхватил длинные, свободно спадающие усики плюща и смахнул их с камня, на мгновение обнажив проржавевший кусок металла. Что это — засов? Ворота?

Честити отбросила побеги плюща, обнаружив в слабом отблеске вечерней зари давно заброшенную, полуразрушенную садовую калитку. Казалось, Честити никогда не слышала об этой калитке, но стоило ей потянуться к покрытому ржавчиной засову, как в памяти тут же всплыли давние-давние воспоминания.

— О, не вздумайте проходить через эти ворота, мисс, — доверительно сообщила ей помощница повара на ярко выраженном йоркширском диалекте. — Иначе феи схватят вас, похитят, и мы никогда больше вас не увидим, даже воспоминания не останется!

Волнение отозвалось слабым трепетом в животе, когда Честити вспомнила тот день и явственно увидела, как ее собственный пухленький детский кулачок сжался на засове. В ту пору Честити было шесть, и она слыла довольно рисковой девчонкой, настоящей проказницей — невинной озорницей, как всегда говорил ее отец. Помощница повара, чье имя Честити теперь затруднялась вспомнить, была суеверной юной леди. Впрочем, склонность к суевериям отличала почти всех сельских жителей севера страны. Увы, и обитателей Гластонбери едва ли можно было охарактеризовать как-то иначе, поскольку и сама Честити тоже верила в существование волшебных сил.

— Вы верите в то, что феи есть на самом деле? — Честити припомнила, как задала этот вопрос молодой женщине, оттащившей ее от калитки.

— Да, верю. И вы тоже должны верить.

— А эти феи — хорошие?

— Нет, мисс. Не все. Некоторые феи… Ладно, некоторые феи сотканы из шалостей и темноты.

— Темноты? — переспросила сбитая с толку Честити.

Молодая женщина тут же вспыхнула и бросила взгляд через плечо, желая убедиться, что повар их не услышит. Тот был поглощен работой, энергично нарезая веточки розмарина.

— Да, темноты. Правда, об этом виде тьмы вам знать еще рано. Но смею вас заверить, темные феи способны развращать, соблазнять с помощью всевозможных порочных наслаждений.

В то время Честити, наивная чистая душа, даже не догадывалась, что имела в виду служанка, зато сейчас она прекрасно понимала это. Она верила в то, что где-то живут эти загадочные феи, и знала: они настолько красивы и чувственны, что способны соблазнить даже монахиню, заставив ту предаться греху.

Сегодня вечером, окруженная темнотой сумеречного неба, Честити в полной мере осознавала, что ей уже не шесть лет. И рядом не было никого, чтобы предупредить ее об угрозе, увести подальше от этих ворот и напомнить ей, что далеко не все феи доброжелательны и великодушны. Независимо от того, что таилось за садовой калиткой, это нечто оказалось значительно сильнее детских воспоминаний. Оно и потянуло Честити вперед, заставляя забыть о том, что сгущается тьма и благовоспитанной девушке в такую пору давно следует быть дома.