— Да тебя любой испугается. В зеркало-то на себя давно глядел? Понимаю, давненько, зеркала нынче редкость, и никто на твою рожу их переводить не станет, любое ведь вмиг треснет, — поддел своего напарника Светлый.

Я уж думал, сейчас ему по морде двинут, но тот лишь расхохотался.

— Горыныч это. Мужик грубый, но порядочный: слабых не обижает, друзей в беде не бросает. Ты не смотри, что в шрамах весь, да в ожогах. Тяжко ему на поверхности приходится.

Наружность этого человека и вправду была весьма… эм… непривычной. Мало того, что на лице живого места нет, так еще и вымахал с целую гору. Метра под два ростом, к тому же весьма широкий в плечах, сталкер, казалось, мог одной рукой свернуть мне шею. Как на такого одежку только сыскали, ума не приложу, да и прокормить его дело не легкое…

— Да я и не боюсь вовсе. А тот, кого вы хмырем обозвали, между прочим, сам Достоевский! Станцию нашу в честь него назвали! Великим писателем был до Катаклизма, гордостью нашего народа! — И я смущенно добавил: — По крайней мере, мне так дядька рассказывал.

Дойдя до конца основного зала, я вновь посмотрел на девушку-ангела и отчего-то с благодарностью чуть дольше задержал свой взгляд на путнике в черном.

— Правильно, парень, не давай своих в обиду! — засмеялся Влад, а потом и все остальные, в том числе и я.

Затем прошлись до эскалаторов и поднялись в вестибюль станции. Жители удивленно наблюдали за нами. Мы разговаривали обо всем подряд. Я рассказывал им об устройстве нашего закутка, с удивлением слушая о жизни в остальном метро. Так и шли, пока не уткнулись в гермоворота и блокпост перед ними.

— Вот, вроде, и все, — выдохнул я с толикой сожаления. — Всю станцию вам показал, кроме грибницы. Но туда сейчас нельзя, только с разрешения начальства, а оно боится утечки. Не хватало еще, чтобы споры по всему метро разнесли. Некоторые виды грибов только у нас ведь есть, тем и живем.

— А что за гермодверьми? Это бы нам тоже знать не помешало, — спросил один из вояк.

— Да что там может быть? Переход подземный в коридор. Раз в неделю отправляют туда отряд на сбор дров. Особо не углубляются, собирают рядом с воротами. Не знаю, как раньше было, но после Катастрофы деревья пустили корни прямо в проход — их и рубят. На телегах сюда завозят, складывают в поленницу и подсушивают пару дней. Неплохо горят. Поначалу, вроде бы, были несчастные случаи и нападения мутантов, но я этого не застал. Теперь вот научились: выходят только в определенное время, когда ночь на поверхности. Все твари, обосновавшиеся в переходе или пережидающие там палящее солнце, сваливают на охоту.

— Ясно. Эх, узнать бы побольше!

Мне не хотелось прощаться с этими людьми, хотя бы еще немного побыть среди них, погреться в тепле их дружбы…

— А пойдемте к моему опекуну! Он как раз владеет местным баром, если вы меня слушали, конечно… Вы же собирались отдохнуть после дороги? Заодно и спросите, чего хотите, дядька-то, он много всего знает, — ухватился я за спасительную соломинку.

— А парень дело говорит! — громыхнул Горыныч. — Айда, выпьем!

— Да, наш человек! — весело добавил Влад и похлопал меня по плечу.

«Наш человек». Эти слова, отразившись миллиарды раз в голове, разлились удивительным чувством по всему телу, разжигая в душе веселый огонек еще не вошедшей в силу, несмело пробивающейся из глубин существа надежды, которая, однако, уже заставляла сердце биться чаще…

— Я смотрю, ты гостей привел. Это хорошо… это правильно! Клиентов у меня нынче не много, а патроны, их ведь надо откуда-то брать. Неужто коммерческая жилка в тебе проснулась? — довольно встретил нас Михалыч. — Ну, проходите, дорогие, рассаживайтесь, сейчас быстренько накормим, напоим да и спать уложим. Вас кстати ко мне прикомандировали, так что жить покамест вместе будем. Дополнительные палатки руководство выделило уже… А вы здесь надолго ль, хлопцы?

— Ох, отец, и сами не знаем еще толком, — задумчиво произнес Влад. — Вот вы нам за обедом и расскажите. Держите, тут овощи всякие, небось, у торгашей-то накупить еще не успели? — уже задорно добавил он.

— Щедрые ребята, это славно, это верно. Недурственный пай, — снова заладил свое Михалыч. — Оставайтесь подольше, погостите, глядите, какой мой малец довольный? Я его сроду таким счастливым не видывал.

Всегда опекун так: как только гости, вся мрачность куда-то испаряется. Только захаживают к нам не часто. А может, действительно, его моя улыбка так обрадовала?

— Дядька, прекрати! Чего перед людьми меня позоришь?! — обиженно пробубнил я.

— Кстати, нет на полях ничего… зато в респираторе твоем дыра есть, небольшая совсем, но все же за вещами следить тщательнее надобно… — уже серьезней прибавил Петр Михайлович. — Эй ты, здоровый! Пошли, с готовкой мне поможешь, за троих, небось, ешь-то? — обратился он к Горынычу. Даже схватил того за руку и потянул, пытаясь сдвинуть с места. Это так забавно смотрелось, что все дружно расхохотались.

Когда они удалились, о чем-то по-свойски болтая, Светлый тут же поинтересовался: