Сталин резко выпрямился в кресле.

— Так какого черта вы молчали до сих пор! — вспылил он. Потом вдруг снова обмяк и сел. — Но я тоже об этом не вспомнил. Ну, ладно. Принимайтесь за работу.

Спустя несколько дней после этого совещания, второго июля, в разгар рабочего дня позвонил Маленков и взволнованным голосом попросил немедленно зайти к нему в кабинет. По пути Берия выстраивал в уме схему, как нанести окончательный удар по Абакумову, а после него приняться за Власика и Поскребышева.

— Что случилось? — спросил Берия, увидев возбужденно блестящие глаза Маленкова.

— Ты знаешь Рюмина? Абакумовского следователя по особо важным делам?

— Знаю. Видел даже как-то. Что с ним?

— Он сейчас строчит жалобу на Абакумова. Обвиняет его во всех тяжких грехах. В умышленном затягивании следствия. Как только я получу его отчет, сразу соберу Политбюро для экстренного совещания. Нельзя это откладывать ни на секунду.

— Какие у него есть доказательства? — спросил Берия, усаживаясь напротив. В его голове мелькнула мысль, что хитроумные комбинации, которые он разрабатывал против Абакумова по пути к Маленкову, не понадобятся. Жизнь сама подкидывает нужные варианты.

— Рюмин утверждает, что Абакумов умышленно посадил Этингера в холодную камеру, где тот и отдал концы. Это было еще в марте, ты, наверное, помнишь. Таким образом, по словам Рюмина, Абакумов избавился от одного из основных свидетелей. А Этингер мог помочь следствию раскрыть заговор врачей.

— Чушь, — сказал Берия и тут же расплылся в улыбке, не скрывая удовольствия. — Так где Рюмин? Где его отчет?

— Пишет. Суханов с ним работает в приемной ЦК. Представляешь, этот Рюмин звонит мне, — уж как добрался до моего телефона, не знаю, — и жалуется на Абакумова, дескать, притесняет его и не дает ходу ни делу врачей, ни ЕАК. Я послал Суханова работать с ним. С утра пишут эту жалобу.

— С утра? — удивился Берия. — Целый том, что ли, пишут?

— Рюмин-то малограмотный. Письмо должно пойти Сталину, должно быть грамотно, ясно изложено и написано его почерком. А он даже одного предложения толком составить не может. Откуда таких набирают? Суханов уже озверел, конца и края нет переписыванию.

Маленков поднял телефон и набрал номер.

— Ну, как там? — спросил он, потом кивнул и повесил трубку. — Говорит, заканчивают. Так я предлагаю собраться у меня к пяти часам. Приглашу все Политбюро, кто сможет, тот придет. Как ты смотришь на это?

— Хорошая идея. Нельзя терять времени. Сейчас я закончу одно срочное дело и освобожусь к пяти.

Маленков времени зря не терял. На экстренное совещание пришли Хрущев, Булганин, Молотов, Каганович, Микоян и Андреев. Ворошилова не было. В последнее время он был как-то странно безразличен и к политическим делам, и даже к своей собственной судьбе. Знал легендарный маршал своего друга Кобу. Если Коба решил с кем-то расправиться, тут ничего не поможет: ни годы верной службы и дружбы, ни подхалимаж, ни заверения в любви и верности. Однако Берия не списывал Ворошилова со счетов. В какой-то момент его молчаливое согласие будет необходимо. Ведь для большинства сталинского окружения он по-прежнему друг и соратник вождя.

Маленков вкратце пересказал докладную Рюмина и доложил о неблагополучном состоянии особо важных дел: дела врачей и ЕАК. Сообщил, что послал докладную товарищу Сталину, и тот потребовал немедленного вмешательства ЦК и Политбюро в дела МТБ.

Выступали все по очереди. Хрущев рублеными фразами призывал к патриотизму и решительным мерам по отношению к безродным космополитам и врагам народа.

Напоминал о революционной бдительности. Его поддержал Каганович, утверждая, что советский интернационализм является краеугольным камнем нашей внутренней и внешней политики. Молотов говорил вяло, он был уверен, что падет первой жертвой после того, как преступления безродных космополитов будут раскрыты и обнародованы. Да и все его соратники по Политбюро это понимали.

Берия не выпускал инициативы из своих рук.

— Я предлагаю сейчас же, не откладывая, выбрать комиссию Политбюро, ее задачей будет разобраться с неблагополучным состоянием дел в МТБ. Поскольку товарищ Сталин поручил мне эту задачу, я предлагаю выбрать следующих товарищей: Маленкова, Берию, Булганина и Хрущева. Также я предлагаю включить в нее Матвея Шкирятова и Семена Игнатьева. Очень важно, чтобы Игнатьев, как ответственный за партийные кадры, в деталях познакомился с размахом преступной деятельности. Кто за? Кто против? Возражений и замечаний нет? Принято.

После Берии взял слово Маленков.

— Поскольку состояние дел в МТБ требует срочного вмешательства Политбюро, я предлагаю членам комиссии собраться завтра, третьего июля, и ознакомиться с материалами, представленными товарищем Рюминым. Послезавтра, четвертого числа, мы должны определить дальнейшие шаги. Дела эти особой важности. Товарищ Сталин ждет от нас конкретных мер не позднее четвертого. Так что за работу, товарищи.

Расходились молча, в мрачном настроении. Сталин опять торопил с этим делом, что предвещало очередные перемены. Берия знал, что никто из Политбюро не рассчитывал тут укрепить свое положение, скорее оно становится все более шатким. И только он, Берия, знал, что это шаг в верном направлении: нужно убрать верного пса Абакумова. Иначе к Сталину в момент смертельной для него, Берии, опасности не подобраться.