В ресторане мы просто ужинали, но с бутылкой водки. Мы тогда еще только начинали привыкать к спиртному и пьянели быстро. После трёх стопок хмельной Андрюха, приметивший какую-то барышню, сидевшую с подругой, решил пригласить её на танец. Он подошёл к ней одновременно с молодцем явно не русского типа и заспорил, отстаивая своё первенство. Назревал скандал, и я вмешался, уводя Андрюху к нашему столику.

— Щенок! — бросил брезгливо ему в спину молодец.

— А ты чурка! — не остался в долгу Андрюха.

Молодец яростно сверкнул глазами и сжал кулаки. Но я уже усаживал Андрюху за наш столик, стараясь не замечать злобного взгляда парня. Мы ещё посидели с полчаса, а когда выходили из ресторана, эти двое нас уже поджидали. Они сразу кинулись с кулаками, и Андрюха получил сильный удар по голове. В ответ я ударил нападавшего в челюсть и совершенно случайно попал в уязвимое место — молодец упал навзничь и вырубился. Его товарищ кинулся на Андрюху с ножом. На какой-то миг я увидел широко раскрытые глаза друга, который беспомощно отступал от него. Не раздумывая, я подскочил к парню и изо всех сил потянул руку с ножом книзу, буквально повис на ней, а потом вцепился в неё зубами. Нож выпал из руки, я далеко отшвырнул его ногой и стукнул парня кулаком по носу. Хлынула кровь, и парень уже не сопротивлялся. Я подхватил Андрюху и потащил его к стоянке такси. С тех пор считалось, что я спас ему жизнь, за что и был почитаем его матерью.

Учились мы оба без необходимого прилежания и кое-как добрались до второго курса. Андрюхины проблемы решались с помощью денег, а мне делали поблажки как солисту группы, получившей первое место на студенческом конкурсе. Нам аплодировал даже сам ректор.

К тому времени наши отношения с Лилей дали трещину. Её всё чаще и чаще уводил после наших выступлений на вечерах Жорж с исторического факультета. Мне говорили, что видели их то в кафе, то в ресторане. Я ничего этого дать Лиле не мог — у меня не было своих денег даже на сигареты, я выпрашивал то у мамы, то у бабушки, когда она приезжала.

Лиля была инертной, холодноватой, иногда даже высокомерной, и я не испытывал к ней ничего, кроме привычки. Она ведь сама затащила меня в постель на той злосчастной вечеринке, когда я в первый раз напился до бесчувствия. Но мне было обидно, что она прельстилась на деньги Жоржа, у которого других достоинств не было. Я решил с ней объясниться, но на разговор она пришла вместе с Жоржем. Здоровый, плотный, как хорошо упитанный боров, он смерил меня пренебрежительным взглядом и изрёк:

— Слушай ты, птичка певчая, не понимаешь, что такие девочки, как Лиля, не для тебя? Отстань от неё.

— А может, мы сами разберёмся? — возразил я исключительно из чувства противоречия, потому что мне было совершенно безразлично, уйдёт Лиля с ним или останется со мной.

— Чего тут разбираться? Знай своё место. Ты никогда и ни в чём не будешь прав, потому что у тебя нет денег.

— Права заслуживают, а не покупают, — не сдавался я.

— Да ты так ничего и не понял! — изумился Жорж. — С такой башкой ты никогда ничего не добьёшься. О заслугах он заговорил! Причём тут заслуги? Деньги! Деньги решают всё! И если ты этого не понимаешь, то тебе нет места в новой жизни. Хозяева — мы! А вы, вот такие, всегда будете зависеть от нас. Усёк?!

Я слышал, что его отец работал раньше продавцом в мясном магазине. На недовесах и каких-то перекупках коровьих, свиных и бараньих туш у крестьян, не имевших больше возможности содержать скот из-за сложностей с кормом, он быстро накопил состояние, позволившее ему выкупить магазин за ваучеры, которые люди, как бесполезные бумажки, отдавали ему за бесценок. К тому времени, как его единственный сын поступил в университет, он уже имел целую сеть мясных магазинов, наследником которых был Жорж. Возможно, и не Жорж, а просто Георгий, но за деньги всегда хочется иметь что-либо необычное.

Обиднее всего, что Жорж унижал меня при Лиле, а она отворачивалась, будто стыдилась меня. Я не хотел свести разговор к драке, но, чтобы хоть чем-то уколоть обоих, небрежно сказал:

— Да забирай свою Лилю, мне она давно надоела!

Дуэтом мы с ней больше не пели, а вскоре Лиля вообще ушла из ансамбля: так приказал хозяин жизни Жорж. Узнав, что я стал свободен, меня начали одолевать поклонницы ансамбля. Они и раньше горячо аплодировали мне, иногда даже визжали от восторга, но Лиля сдерживала их порывы.

— И всё-таки он очнулся! Я видела, как он рукой пошевелил!

Голос звонкий и радостный. Кому-то не безразлична моя жизнь. Кому? Я с усилием приподнимаю веки. Сквозь туман проступает большое светлое пятно, похожее на солнечный круг. Неужели она? Та самая? Неужели… И сквозь затуманенное сознание пробивается мысль: ОНА всё ещё держит меня на тоненькой ниточке, которую давно надо бы оборвать.

Она вошла в мою жизнь, как входит тихая, спокойная радость. Занятия на втором курсе только начались. Сентябрь был таким жарким, будто стояло лето, что совсем не удивительно у нас на юге. Будущее представлялось радужным и непременно счастливым. На очередной репетиции ансамбля Витя сказал: