— Но я…

— Тебе-то ничего, а в масштабе страны получится проигрыш. И мятеж расползётся, как свежий навоз по двору, и два корабля, большой и малый, ещё скорее друг от друга врозь поплывут.

— Со мной-то что дальше будет?

— Со всей великой роднёй нашей факт увидишься. А прочего тебе и я не скажу доподлинно, хотя знаю обе стороны того и этого света. Кто из наших говорит — тот мир для тебя закрывается, где ты родился, кто — где скончал век. Никто из нас не укоренялся в одной земле, а навсегда помирал в другой. Даже Филипп.

— Я буду первой, — девушка мотает головой, то ли снова смеясь, то ли плача. — Экспериментальный образец…

Рокот, свист, гул, резкие выкрики с дальней стороны поля. Оттуда, где вплотную подступает к нему лес.

— Что там? — кричит Фрейя.

— Не рвись. Сиди, — говорит Хельмут железным голосом.

И одним чётким движением снимает покрывало с нагих отроческих плеч, с рук в самоцветных запястьях, срывает чепец с узкого золотого венца.

Четыре всадника в ряд — и пешие ба-нэсхин в стеганых панцирях с нашитыми на них «зерцалами» — крупными металлическими бляхами — и в таких же шапках, с длинными, в полный их рост, луками в виде прямой трости. Рубаха и штаны — наряд раба, кольчуга — одеяние свободных. Украсы их, тугие широкие ожерелья и низанные налобники, — тоже доспех, не одно лишь баловство. И высокая, до колена, обувь, сплетенная из ремней, — тоже.

Морской Народ. Воины, чья сила неизмерима обычной мерой — сухопутному люду время от времени свойственно забывать такие вещи. Бойцы, такие же умелые в нападении и защите, как те, что загораживают осужденную от толпы с боков. А сама толпа…

Ее уже разделили, рассекли на безопасные части — так нож в руках умелой хозяйки режет вынутый из духовки пирог. Только одинокие, пронзительные вопли оттуда:

— …и вот, конь белый, и на нем всадник, и дан был ему царский венец, и вышел он как победоносный, чтобы победить…

«Белый мальчик — моё зеркало, — в смятении видит Фрейя. — Мой земной брат, мой рутенский брат».

— …и вышел другой конь, рыжий, и сидящему на нем дано взять мир с земли…

«Фрейр! Нет… Гибче, красивей… Женственней. Солнечный принц», — думает Фрейя о нем почти теми же словами, что Юлиана о муже и брате.

— …и вот конь вороной, а на нем всадник, имеющий меру в руке своей….

«Торригаль, мой хороший, мой верный рыцарь!»

— …и вот, конь бледный, и на нем всадник, имя которому «смерть», и ад следовал за ним….

«Фрейров стальной побратим Бьярни — смеётся, скалит белые зубы, машет мне рукой. Самое лучшее войско в моем милом Вертдоме становится в каре по сторонам помоста. Оно дождалось. Мы… Я — я дождалась конца своей игры!»

Народ усмирён и пока безмолвствует, но и безмолвствуя — в душе ликует. Ему показали роскошное зрелище — куда более роскошное, чем все жители могли ожидать. И он уже почти уже знает, заранее предвкушает, какие чувства ему будет предписано выразить.

«Ибо мой принц уже рядом. Соскакивает с седла, одним махом взлетает на помост, поднимает меня с места, так что шнуры развязываются и соскальзывают, берет мои руки в свои….»

— Я, Фрейр Рутенец, кровный брат Фрейра Вестфольдера, заявляю свои права на Фрейю Рутенку. По древним законам моей земли, согласно живому обычаю этой земли — я беру сию женщину в супруги. И да простятся ей отныне все грехи явные и неявные!

Разрозненные вопли ужаса и недоумения наконец сменяются мощными криками восторга.

Стелламарис поднимается ввысь, летит к мужу серебристой тенью — и тотчас оказывается в седле перед ним.

Хельмут, удовлетворенно вздохнув, растворяется в воздухе, но этого не замечает ровным счетом никто.

Ибо Фрейр Вестфольдер как раз ведёт в поводу своего чубарого: среди своих людей он как равный, лишь цвет волос и кожи отличает его от сторожевого войска.

— А теперь по тому же обычаю — под венец обоих! — кричит он зычно. — И потом — всем миром в Шинуаз. Растрясем эту башенку до основания! Что не пошло на помин души — на свадьбу растратим. Кто говорит, что дурная примета? Да к чему в них верить, а если и верит кто — сегодня мы создадим новую, морскую, солёную, рисковую!

Озирая свой народ, Фрейр нечаянно ловит на себе ответный взгляд Юлиана — и некая жгучая искра мгновенно пролетает из одного сердца в другое.

— И ещё слушайте! — снова говорит он. — Всё, чем владею, — с рукой моей милой сестры отдаю ныне брату. И добро, и талан, и землю. Королевство в придачу к девице — чтобы мне на свободе свою долю искать. А батюшку Кьяртана как ни на то упрошу!

Фрейр Вестфольдер говорит почти как по-писаному, так, как обучали его лелэлу Эсти, лаилэлу Бахира и нянюшка Стелла, но затверженные слова вылетают ныне прямо из его сердца, отверстого сердца, сердца, пронзенного стрелой из ясеневого лука.

Тут уже и священник подоспел. И хотя ныне во Франзонии говорят: «Плюнь — как раз в ассизца попадешь», этот из новомодного ордена Езу. Блестящий, как монетка только что из-под чеканного пресса.