Старая Цехийя вместе с именем отказала правнучке и праздничный костюм молодухи — белую, расшитую крестом рубаху, сине-красную домотканую юбку из шерсти, почетное оплечье и пояс, оба из чеканных серебряных пластин. Пока по праву могла их надевать только Танеида — как родившая первенца. Такие наряды из дому не выносят, но Диамис только и делала, что на него облизывалась. Ей было сказано:

— На выставки берите, но постоянно пусть хранится не в музее, а здесь, в Ано- А. Приданое!

«Здесь» — потому что жила Танеида теперь на усадьбе почти безвыездно. Лон-ини таки выкурил ее из города. Танеида хотела вообще в отставку подать — только руками замахал: три года декретного отпуска, что тебе еще? Она возмутилась: «Чтобы я и в отпуске на вас пахала? У меня молоко сгорит!» Хотя он и здесь ее, понятно, доставал по-родственному, но было кем заслониться. В Ано-А вечно гостили Нойи с Энниной, доктор с Рейной, братья с женами и невесть кто еще. Привозили и потомство, куда им без него! Так что был здесь вечный «дитятник», как говаривала тетушка Глакия, и полнейшая катавасия. Сама тетушка то подбирала лоскуты и огрызки с наборных паркетов, то на кухне крутила палкой в артельном котле с пловом, то гонялась за шустрыми человечьими и животными детенышами, которые обрыскали весь парк, облазили все цветники и куртины и то и дело выбегали через калитку черного хода, пологими каменными ступенями спускались к тихой реке. В часы морского прилива вода в ней делалась чуть солоноватой и пахла йодом и дальними странствиями.

И текла бы здесь жизнь вполне идиллически, когда бы не пакеты с печатью — изображением обезглавленной крылатой женщины — которые то и дело появлялись в ящиках ее письменного стола, того самого, в кабинете с витринным бронестеклом. Это была, для постороннего взгляда, чистая экономическая цифирь, во всем подобная той, что подсовывал Танеиде для анализа Лон Эгр. Однако выводы и резюме, которые делал неведомый экономист, ошеломляли своей железной и безжалостной логикой.

Шегельд, который на пару с Диамис служил ей «контактом», итожил:

— Еще счастье, что ваши коллеги создали не мифический, а вполне реальный строй, который хоть в какой-то мере учитывает человеческую развращенность. Но и он преждевременен. Колосс даже не на глиняных — на воздушных опорах. И непременно будет крениться.

— Есть ли для него надежда?

— Не знаю. Надо преодолеть не один только распад, но и раскол…

— Но вы же Братья. Вы — Мастера. Только вот существует ли вообще лекарство для безвременья?

— Чудеса оставим прошлому. Мы умеем лишь выправить или поддержать верный путь, но не уничтожить уклонение. Не выдумываем, а следуем.

— Учитель, а если рискнуть? Через все вымыслы и утопии прорваться к самим себе?

Дядюшка Лон, безусловно, догадывался о многом. После одного из ее обычных сборищ (теперь уже в кабинете и библиотеке) улучил остаться с ней наедине:

— Мы по твоей наводке пытались узнать источники эроской контрабанды. Однако у нас есть возможность работать лишь в портовых городах. Наркотики оттуда, пожалуй, привозят вместе с импортом, хотя для их изготовления на месте большого ума не надо, но электронику — нет, никаких следов.

— Самолеты через свою территорию они не пропускают, то ли сбивают, то ли кое-что похитрее, — Танеида кивнула. — Похищают или сманивают, как людей «Марии-Целесты»? Словом, нечто такое, что и в «черном ящике» не пропечатывается. А что видят наши кипучие и могучие заокеанские друзья-рутены с их спутниковой связью?

— Если не хитрят — полнейший родовой строй. Стада, кочевья, ближе к центральным областям — оазисы с домами и тутовые рощи. Грунтовые дороги, по которым курсируют автотягачи-вездеходы, приписанные к «Срединной Столице», городу Эро, и рефрижераторы из портов. В главном городе развито шелкоткацкое производство, а интенсивность грузовых перевозок обеспечивает лишь…

— Дядюшка, говорите по-людски, прошу вас.

— Словом, электроника, как говорят агенты, в город из портов не идет, только фрукты-овощи — туда, шелк на экспорт — оттуда. Под землей перетаскивают, что ли? Говорят, там система подземных кяризов очень развита.

Помолчал.

— Мне говорили, что ты можешь знать об Эро больше.

— Да — в области лингвистики.

Это была только часть правды. Действительно, Танеида как-то скоропостижно закончила Академию, Тему диплома отчасти подсказал ей Сейхр: «Порождающие модели в эроском языке в сопоставлении с моделями языков так называемой алтайской группы». Пригодились и наработки по Хомскому: тем, что он занялся двадцатом веке, мусульмане озадачились уже в девятом. Работа почему-то сразу попала в категорию закрытых, хотя ей самой казалась чисто научной. Впрочем, и сама земля Эро все более закрывалась для них всех. Уж и невинных туристов в вольные города побережья не пускали, и динанские торговые представительства изнывали от безделья — крупно наследили, видать, агенты настырного дядюшки. Докладывать же им истинные размеры современного персонального компьютера в сопоставлении с размером эроских катакомб и лэнских карстовых пещер, а также верблюжьих хурджинов она не имела никакой охоты.

Марэм-ини тоже докучал Танеиде, и еще более прямолинейно. Приехал как-то посмотреть внучат, порисовать на природе и зачем-то притащил с собой Рони Ди в полном расцвете лет, карьеры и золотого шитья на эполетах. Нашел ее в парке — бегали наперегонки с Цехийей и Того Вторым — и начал с ходу:

— Ты знаешь, как нам трудно. Эроская граница вибрирует под напором банд. Весь Лэн наводнен оружием и наркотиками. Оддисена забирает себе всю современную технику, а нам дает только кадры для экологических служб, но не армейцев и разведку, как бывало раньше. У тебя есть с ними связь, и давняя. Почему бы тебе хотя бы не намекнуть нам, что происходит у них в головах и отчего они не соблюдают прежнего порядка отношений?

— Потому что мы первые его нарушили. Учреждаем в трех лесных деревнях кооператив по вспашке болот, распугиваем дичь, добываем в лесу и море нефть, а в степях — минералы. В Лэне хотим насадить новую брачную — и тэ пе — нравственность. Как начали в прошлую войну, так и не кончили тормошить и грабить пограничные с автономией кочевья. И многое еще.

Тут вмешался Рони Ди — на неожиданно высоких тонах:

— Вы не хотите помочь партии. Когда-то в прошлом вы уже рисковали для своих целей партбилетом, и если сегодня вам за него не страшно — то, наверное, потому, что вы гораздо большим заплатили за любовь вашего полумифического Братства. Этих интеллигентствующих Робин Гудов. Вашей дочерью, я так полагаю?