— По легенде — конец земной жизни Христа. Он женат?

— Представь себе — нет. Образ жизни не способствует.

— Хм. Что же, он появился вовремя. Смотрите его в легены. Года через два кольцо Шегельда будет ему не в тягость — ему, девятому из нас. А я тогда стану десятой.

Помнится, он еще тогда подивился странному счету.

То было собрание после благой вести, которую легены обсуждали в конференц-зале и теперь пришли к Тергате заедать и запивать ее. Салих, тот самый, звезда электроники, покачивая в длинных смуглых пальцах чашку с кофе, сказал:

— Теперь, когда новое динанское правительство решило отделиться от своей былой автономии, Братство, наконец, сумеет соединить обе половины раковины, и для вящего блеска ему нужна будет жемчужина, чтобы вложить ее туда.

— А ине Тергате пора заказывать двойную тиару египетских фараонов. Черно-белую… Или лучше — красно-белую, как ее парадное платье, чтобы соответствовать всем древним историям, — Имран, изрекая это, элегантно чистил грушу фруктовым ножичком.

— Ну, это вы не подумавши говорите, — Тергата поднялась со своего места. — В Эро на мое будущее воцарение смотрят как на неизбежность, но я-то сама другого мнения. Помните, что я написала? Не хочу быть магистром объединенного Братства.

— Как, любопытно, вы избежите «вокса попули», — пробурчал Хорт.

— А вот как. Карен и Салих, кофе допили — поставьте чашки на стол. Христиане и нехристи делают то же с рюмками. Посуда дорогая и казенная. Имран, не играйте холодным оружием, не ровен час порежетесь, как египетские дамы при виде Иосифа Прекрасного. Все сложили руки на коленях? Хорошо. Я делаю чрезвычайное сообщение. Поскольку дело мое перед вами и Небом завершено, завтра я слагаю с себя звание магистра и отдаю вам силт.

— Господи Боже мой, — шепотом прорыдала Эррата. Остальные не издали ни звука. Только Карен пристальнее обычного посмотрел ей в глаза — с некоторым удовлетворением и будто понимая больше, чем любой из них.

— Друзья мои сердечные, — Тергата улыбнулась им. — Когда я противостояла всем вам, я велела написать это и многое другое в одной запальчивой и глупой бумаге. Если бы в моей душе был мир, я бы только объяснила… как объясняю здесь и теперь.

— Всю мою жизнь я хотела быть самою собой. Бог вложил в меня это упрямство и направил мое стремление, имея некую цель. Но то ли этот мир мне не подходил, то ли я миру — каждый мой шаг ко мне истинной, каждое мое дело, направленное на земное благо людей, оборачивалось гибелью ближних и ближайших моих. Арден… Тейн… Побратим… Волк… Все мои победы приходилось вырывать у судьбы силой и платить по высшей ставке. Во что же это выльется, если я — такая, какой создана, — захочу объединить собой Братство! Наверное, в целую гекатомбу. Нет, на такое я не пойду.

— Говорят, человек всю жизнь ищет себя, а когда познает до конца — тогда кладется предел его земному существованию. И вот я поняла свое естество, хотя мне довелось пробиваться к нему с боем. Уставить мир и родить в него дитя. Помните? Ветер и защита от него, гроза — и заклинание. Меч у босых ног. И сейчас мне кажется, что если я буду и далее упорствовать в земном своем бытии, то погублю нечто трепетное и нежное, что готово в нем зародиться.

— Еще одно. Я осталась жива по зароку, который Бог надоумил меня дать моему Денгилю. Жизнь моя дала ответвление: ныне исполнился срок, я возвращаюсь к женщине по имени Танеида и ее вине. И ведь как точно сходятся все постоянные знаки: меч, суд или высокое собрание, мой жребий и мой кураж. И все вещи: новый наш христианнейший леген для ныне пустеющего места, клинок Денгиля на моем поясе, рука… о ней позже.

— Что я вспомню о вашей совиновности — не бойтесь. Много ли тех, старых легенов, осталось с тех пор? Могла бы в наказание дать вам зрелище из самой себя. Но двое все равно должны будут со мной пойти в соответствии с обычаем… кого вы выберете. Остальные — хотите проститься, приходите. Только не женщины, ладно?

— И — знаете? Сердце мое успокоилось. То, что раньше было отдалено, приблизилось и входит в обычные мои сны: я выплескиваюсь в безбрежный зеленый мир и становлюсь им. Теперь я хочу увидеть это наяву.

— Это самоубийство и грех, — твердо сказал маленький Сейхр со своего места.

— Но и наш древний обычай. А как же Шегельд и многие доманы и легены до него? Говорят также: если человек семижды попросит Бога и семижды протянет ему жизнь в уплату, и семь же раз Бог вернет ему жизнь вместе с исполнением желания и новым именем — то восьмой жизнью он уже принадлежит не Богу, а себе самому и волен уйти, когда сам почувствует свой час. Ибо почувствует он его верно. Мое имя — восьмое по счету.

— Никто не возьмется исполнить над тобой, что суждено, — сдавленно пробормотал Керг.

— Никто, кроме моей черной тени: Стагир, сводный брат Денгиля, сам себя назначил быть при мне неотлучно. Рука для клинка. Это и есть третья моя удача. Ну полноте, успокойте сердца: разве это плохой конец для воина из рода викингов?

Часом позже она вызвала к себе Стагира.

— Госпожа Киншем, зачем ты моими людьми командуешь через мою голову? — начал он с порога. — Договаривались же, что я свою задачу обеспечиваю лучше тебя. Стоят теперь цепью до самого Зала Тергов в полном составе. И легены от тебя ушли сами не свои, я видел. Что произошло?