— Не знаю. Думаю, что она где-то здесь. Посмотри в стенном шкафу в прихожей, если хочешь.

Выполняя волю Хелены, я передал Чармиан все ее драгоценности, оставив себе лишь колечко с крохотным сапфиром и изумрудом, понравившееся мне своей оригинальной работой. Я дал по сто фунтов портнихе и парикмахеру Хелены, к которым она была искренне привязана. Но я никак не мог решиться разобрать весь тот забытый и ненужный хлам, что Хелена хранила в жестяных и картонных коробках в стенном шкафу в прихожей.

Чармиан нашла нужную ей шкатулку и, встав на колени, прямо на пол высыпала ее содержимое — старые визитные карточки, остатки кружев, украшения из стекляруса, обрезки маркизета.

— Здесь нет, — сказала она. — Что ты собираешься с этим делать?

— Не знаю. Хочешь, возьми себе.

— Хорошо, если тебе не нужно. Для Лоры это будет клад, когда она подрастет.

Она порылась в темном шкафу и извлекла выкрашенную светло-голубой краской деревянную шкатулку с орнаментом из золотых арф.

— Очевидно, здесь.

Эта шкатулка тоже была набита всякой милой ерундой. Чармиан наконец нашла то, что искала: пожелтевшую карточку, куда дамы записывают партнеров на танцы. Карточка была с потрепанными, загнутыми уголками, словно ее владелица в ожидании приглашения на танец от волнения покусывала ее. На первой странице был нарисован трилистник и вилась надпись: «Бал в честь праздника св. Патрика, Ольстер-холл, Белфаст, 1896». Внутри на изгибе была продернута ярко-зеленая шелковая лента с петелькой для карандашика и номерами были помечены названия танцев — против каждого из них стояло еле различимое имя партнера. На обороте рукой владелицы было трижды написано: «Хелена Кеннан. Хелена Кеннан. Хелена Кеннан».

— Она как-то показывала ее мне, — сказала Чармиан. — Ей было тогда восемнадцать, это был ее первый бал. До этого она никогда не видела юношу, который пришел к концу бала, сразу же подошел к ней и танцевал с нею четыре последних танца. Она без памяти влюбилась и, придя домой, написала на обороте карточки имя, которое будет носить после замужества. Но с тех пор она его больше не видела.

— Я ничего об этом не знаю. Бог мой, неужели это была самая большая трагедия в ее жизни?

— Конечно, нет! — весело рассмеялась Чармиан. — Она забыла о нем так же быстро, как и он о ней. В ее жизни не было трагедий, если не считать ее смерти.

— И Джонни Филда?

— Джонни Филда? — презрительно фыркнула Чармиан. — Не преувеличивай его роли. Он не способен вызвать в чьей-либо жизни трагедию, такую, например, какую могла бы вызвать «великолепная Хелена». — Она умышленно назвала Хелену так, как называл ее когда-то Джонни. — Никогда. Он способен причинить лишь мелкую гадость.

Она сунула карточку в карман.

— Я хочу сохранить ее. Спасибо, Клод.

— Ты можешь взять все, что хочешь, Чармиан, ты ведь знаешь.

— Милый Клод, — сказала она каким-то странным голосом. — Я уже и так взяла все. Тебе даже нечего подарить Элен, когда ты на ней женишься, разве что какое-то нелепое колечко.

— Не беспокойся об Элен. К тому же я не собираюсь форсировать события.

Она поднялась, убрала с ковра разбросанные яркие вещицы, навела порядок в шкафу и заперла его на ключ.

— Ты когда переезжаешь?

— На будущей неделе.

— Я приду и помогу тебе.

Перед уходом она положила мне руки на плечи и заглянула в глаза. Она словно хотела предупредить, что готовится сказать мне что-то неприятное, и просила не сердиться.

— Милый Клод, — наконец произнесла она. — Я надеюсь, я горячо надеюсь, что вся ваша затея лопнет.

— Ты имеешь в виду галерею?

— Да, именно ее. Если бы я не боялась взять грех на душу, я бы молилась об этом.

Когда в тот же вечер мы встретились с Элен, я вдруг понял, что и она от всей души желает того же. Убедили меня в этом не ее слова, а скорее подчеркнутое, демонстративное молчание.

— Как идут дела? — спросила она.

— Неплохо. — И я принялся рассказывать об удачной покупке картины Шаана, о новой секретарше Крендалла и о том, как в последние дни в книге посетителей появилось несколько известных имен.

Она ничего не ответила.

— Не знаю, может, я все же решусь стать партнером Крендалла. Временами я чувствую себя подлецом оттого, что пользуюсь всем, ничего не давая взамен.