После разговора с Димитром Марта поняла, что вера, исчезнувшая со временем — когда? при каких обстоятельствах? — отодвинутая на периферию сознания, как что-то лишнее, на самом деле есть то, без чего Марта не может жить. Вера, словно птица Феникс, ждала огня, чтобы воскреснуть из небытия.

Жизнь стала опустошаться с разводом родителей. Марта молилась горячо как никогда, Марта ходила в церковь, просила совета священника, но ничего не происходило. Скандалы у Фишеров были все ожесточеннее, крики матери все громче, лицо отца все угрюмее. Атмосфера в доме стала совсем удушающей. Иногда вообще никто не с кем не разговаривал, все сидели по своим комнатам и смотрели телевизор. Отец предпочитал задерживаться на работе, Марта — в библиотеке.

Тогда она с головой ушла в учебу. Твердо решила не зависеть от родителей, всего добиваться сама, получить стипендию на образование и сделать головокружительную карьеру. Таким образом доказав родителям, что и без них, так жестоко с ней поступившими — разрушившими самое дорогое, что у нее было — ее семью, она сможет справиться. Потом боль от развода притупилась, и вроде бы на Бога она не держала зла. Но все же, когда Он не помог, Марта от Него отступилась. Закрылось сердце, исчезли молитвы, богослужения, стерлись из памяти лица знакомых прихожан, только голос отца Николауса иногда еще звучал в памяти.

«Именно вера делает человека единым, цельным существом. Грех ведет к разрушению человеческой личности, к ее духовной деградации. Верующий человек целостен, и потому он не может в одном случае быть атеистом, в другом — мусульманином, в третьем — буддистом. Нет, он должен быть христианином во всем. Одобряя аборты, разводы, женское священство, браки гомосексуалистов, секс до брака и вообще секс без любви, то есть, потакая общественному мнению, человек разрушает в себе Христианина».

Отец Николаус своими проповедями немало людей обратил к вере, в политкорректном обществе он был неполиткорректным, зло называл злом, а добро — добром. Сходить бы сейчас на его проповедь, и может быть, зажглась бы искра в ее пустом сердце, ведь сказано в Евангелии — «В начале было Слово», но нет больше отца Николауса, он умер вместе с прошлым веком.

Она лежала, смотрела в потолок и ждала, когда начнется это. Это будет неприятно, больно, она будет чувствовать себя злой, плохой, жестокой. Конечно, можно отменить собственное решение, чтобы уже совсем не усугублять ситуацию, но Марта молчит, лежит, смотрит в потолок и ничего не отменит.

Вчера она совершила открытие, которое окончательно расстроило ее. Она узнала о себе нечто нелицеприятное, о чем даже и не задумывалась. Потому что это было привычно, это было, как у всех.

У нее был любовник, но не было любви. Как она докатилась до такого? Как позволила себе? Потому что это было удобно — вместе проводить время, коротать вечер за бутылкой вина, потом в постели, никто никому ничего не должен, ни сцен, ни обязательств. Ни будущего. Ни настоящего счастья.

Марта знала, что Кристоф не поймет, обидится, воспримет все на свой счет, в конце концов, разозлится и хлопнет дверью, чтобы уже никогда не вернуться. Марта будет сидеть у окна с пылающим от стыда и вины лицом, выкурит полпачки сигарет, но все равно, она ничего не отменит. Она будет храброй, эта новая Марта.

«В моей жизни не произошло ничего страшного — никто не умер, никто не болен, я сама жива, здорова, у меня есть работа, рядом мои родители, я живу в городе, который люблю, и все же, все же… Откуда такая тоска внутри? Откуда мгновенно охватывающее острое отчаянье?

Переползаю из одного дня в другой, и ничего не меняется. Даже как будто становлюсь невесомей, прозрачней, я будто макет, или фигурка из японского бумажного театра.

Марта исчезает, потому что ее не интересует жизнь. Я заставляю себя выйти из дома, словно боюсь, что, оставшись, сольюсь с интерьером или в конторе фрау Бауманн меня случайно прихватят вместе с рекламным буклетом. Я еще борюсь, я вытягиваю себя за волосы. Но разве я смогу одна? Неужели некому помочь?»

Город был полон людей — горожане, студенты, туристы — никто не терял времени, все спешили по своим многозначительным и выверенным маршрутам, у всех была цель. Цель обычная, простая — посетить супермаркет или торговую галерею, пообедать в ресторанчике, посмотреть древний собор и пару римских развалин, цель солидная — получить образование, повышение, прибавку к зарплате. Со своей карманной фрустрацией, готовой выскочить наружу вместе с носовым платком, ключом от квартиры или горстью мелочи, не имея внутренней карты с проложенной магистралью, Марта была маргиналом, кем-то с обочины. Кому остается только наблюдать за интенсивным движением. Такой человек почему-то легко попадает под колеса…

Мать переживала из-за университета, она не могла понять, что творится с ее дочерью, всегда столь прилежно относившейся к учебе. Регулярно она звонила с новыми идеями и советами. «Я тут подумала. Знаешь, тебе бы стоило заняться политологией. Вот дочь одной моей знакомой окончила курс и сейчас работает в Брюсселе. По-моему, замечательно». Марта молчала. «Нет, ну, ей уже и Брюссель не нравится!». В следующий раз речь заходила о Сорбонне, о Женеве, Кембридже, дочери и сыновья подруг успешно продвигались по университетской и служебной лестнице, писали дипломы и диссертации, устраивались на самые хорошие места, и лишь неудачница Марта проводила лучшие годы, занимаясь, неизвестно чем. Возможно, этими примерами мать хотела подтолкнуть дочь к новым решениям относительно собственной судьбы, надавить на амбиции, на тщеславие. Но таковые у Марты отсутствовали.