— Дорогая, негоже покидать землю предков, поджав хвост. Мы не бежим — нас выжили. И я не стану из этого делать секрет.

Фрау Фишер опять встревоженно оглянулась.

— Кажется, подают кофе, дорогой, — сказала она.

— Да и нам пора, — подхватила Фрида. — Мальчикам рано вставать в школу, мне — в больницу.

— Прежде чем вы уйдете, хочу кое-что сказать. — Герр Фишер тщательно выговаривал слова, как человек, пытающийся скрыть опьянение. Он взял Вольфганга за руку. — Мы с женой в неоплатном долгу перед вашими прекрасными мальчиками.

— Перестаньте, прошу вас, — перебил Вольфганг. — Они уже обалдели от счастья, когда вы дали им по сто марок.

— Наверное, в тот день они спасли жизнь нашей дочери, — не смолкал герр Фишер. — И уж точно уберегли от бесчестья. Мне вовек с ними не рассчитаться.

— Они — друзья вашей дочери, — вмешалась Фрида. — Пожалуйста, не стоит…

— Я лишь хочу сказать, что никогда этого не забуду. Дагмар, фрау Фишер и я скоро станем американцами, а у меня есть друзья, у которых есть друзья в конгрессе. Прошу вас, дайте знать… если вдруг… если ситуация… если вам понадобится помощь.

Вольфганг пристально посмотрел на Фишера.

— Большое спасибо, — сказал он. — Надеюсь, вы говорите всерьез, герр Фишер, потому что очень велика вероятность, что мы воспользуемся вашим предложением.

— Абсолютно всерьез. — Фишер стиснул руку Вольфганга. — Вы и фрау доктор Штенгель чудесные люди, а ваши мальчики — просто сокровище. Мы с женой их никогда не забудем.

Мечта Дагмар стать американкой не осуществилась, потому что семья ее так и не покинула Берлин.

Разглядывая газетные фотографии, запечатлевшие арест, Фрида и Вольфганг тотчас поняли, что гестапо намеренно тянуло до последнего. Фишера могли задержать на выходе из дома, но арест на подножке спального вагона представлял его перебежчиком, удиравшим тайком. Подзаголовок в «Фёлькишер Беобахтер» гласил: «Не спеши, еврей! Немецкий народ желает с тобой перемолвиться!»

Изумленное лицо Исаака Фишера, схваченное фоторепортером (которого полиция загодя уведомила об аресте), говорило о том, что он ни сном ни духом не ведал об уготованной ему судьбе. Удар был жестоким и сокрушительным.

В сияющем «мерседесе» отъезжая на вокзал, Фишеры пребывали в уверенности, что вскоре окажутся в стране, где им не будут угрожать разбой и насилие.

Настроение слегка подпортила гадкая заметка в утренней газете, живописавшая вчерашний прием в отеле «Кемпински». Еще год назад ее бы поместили в разделе светской хроники и корреспондентка умилялась бы роскошными нарядами элиты, танцевавшей до рассвета. Нынче же заметку под хлестким заголовком «Меньше полусотни евреев обжирались за столом на двести персон» напечатали в колонке новостей. В репортаже подробно описывалось безмерное количество блюд, которые горстка богатых развращенных евреев просто не могла осилить, тогда как истинные берлинцы, понимавшие, что национальная экономика переживает тяжелые времена, туже затягивали пояса.

Закусив губу, Фишер в машине прочел возмутительную «утку», злобно смял и швырнул газету под ноги. Однако пасквиль не сбил воодушевления Дагмар. Ядовитая заметка (где ее величали противной и капризной еврейской принцессой) лишь подстегнула желание уехать.

— Теперь им придется кого-то другого обливать грязью, папа. — Дагмар сжала отцовскую руку. — Мы уезжаем прочь от этой дряни! Спасибо тебе. Огромное спасибо за покой и безопасность.

На вокзале Фишеры отпустили машину и взяли носильщика. «Мерседес» продадут вместе с другим имуществом, каким семейство владело в Германии, — Фишер оставил доверенность своему банку. Он понимал, что государство приберет к рукам весомую часть его состояния, но в ту пору нацистская администрация еще позволяла кое-что вывезти. Кроме того, значительная доля активов находилась за границей, и всего важнее было избавиться от гонений.

В цветочном ларьке герр Фишер купил гвоздику себе в петлицу, жене — кисть сирени на корсаж, дочери — букетик примулы. Дагмар купила брецели в сахарной пудре.

— Если в Нью-Йорке брецели не делают, мы откроем пекарню и будем их продавать, — сказала она.

— В Нью-Йорке, дорогая, есть все, — заметила фрау Фишер.

— Все будет, когда приеду я, — рассмеялась Дагмар и заскакала на одной ножке, но вспомнила, что теперь она взрослая. Нынче даже в настоящих чулках вместо обычных носочков. Юные дамы в чулках не скачут козликом.

Элегантное семейство шествовало по перрону: все трое в модном дорожном платье, дамы в изящных шляпках; следом на тележке ехали однотонные чемоданы.

Братьям Штенгель, выскочившим из метро, не составило труда разглядеть Фишеров.

— Дагмар! Дагмар! — завопили они и, рванув по платформе, перед билетным турникетом нагнали семейство.

— Мальчики? — удивился герр Фишер. — А почему вы не в школе?

— Нынче какой-то новый праздник и нет занятий, — объяснил Пауль.

— Мы сбежали с уроков! — одновременно выпалил Отто.