Он изумленно поглядел на меня — видимо, никак не ожидал, что я не отступлюсь, а потом взял свой дафлкот и пошел за мной.

Мы ехали в такси, когда мой телефон коротко звякнул.

— Уже третье сообщение подряд. Вы что, никогда их не читаете? Это огорчительно — и что я буду делать, свесившись с моста, когда мне захочется услышать слова ободрения?

— Это не сообщения, а голосовая почта.

— Откуда вы знаете?

Было восемь утра, вот откуда я знала. И в это время случалось только одно, каждый божий день.

— Знаю.

Он прищурился:

— Никаких секретов, забыли?

Верно, подумала я и тут же вспомнила о его письме к Марии, которое в данный момент лежало у меня в кармане. Вздохнув, я протянула ему свой телефон.

Он мгновенно в нем разобрался и стал слушать сообщения. Минут через десять он мне его вернул.

Я ждала, что он скажет.

— Это был ваш муж. Вы, похоже, и не сомневались. Он сказал, что оставит себе золотую рыбку и его адвокат оформит все бумаги, подтверждающие, что у вас на нее нет никаких прав. И они попытаются доказать, если я, конечно, не ослышался, что вам вообще нельзя иметь домашних животных.

— Это все?

— В следующем сообщении он назвал вас стервой двадцать пять раз. Это не я посчитал. Это он сам. Он сказал, что вы — двадцатипятикратная стерва. Вот он столько раз это и повторил.

Я забрала телефон и горестно вздохнула. Барри, кажется, не намерен утихомириться. Наоборот, он все больше впадает в безумие. Сдалась ему эта золотая рыбка. Он вообще рыб ненавидит, а золотых особенно. Ему эту рыбку подарила на день рождения его племянница, потому что его брат ненавидит рыбок ничуть не меньше самого Барри, так что в принципе это она ее себе подарила — чтобы приходить к нам и смотреть на нее. Пусть он подавится этой треклятой рыбой.

— Вообще-то, — Адам взял у меня телефон, и в глазах его заплясали черти, — я бы хотел посчитать, а то вдруг он ошибся? Это было бы забавно.

Он снова прослушал сообщение, и всякий раз, как Барри меня обзывал, желчно, яростно и обвиняюще, Адам загибал палец, удовлетворенно улыбаясь. Когда он дослушал до конца, то разочарованно развел руками.

— Нет. Не ошибся — двадцать пять стерв.

Он протянул мне мобильник и уставился в окно.

Мы ехали в полном молчании, когда телефон опять звякнул.

— А я-то думал, это у меня проблемы, — сказал Адам.

— Значит, это он?

— Да, — прошептала я, присев у постели Саймона.

— Знаете, он ведь вас не слышит. — Адам нарочно говорил громче обычного. — Незачем шептать.

— Шшш.

Меня возмутило его неуважение и очевидное желание показать, что состояние Саймона его ничуть не трогает. Ну а меня очень даже трогает, и я вовсе этого не стыжусь, напротив, меня переполняет жалость. Всякий раз, как я смотрела на Саймона, мне вспоминался тот момент, когда он выстрелил. В ушах раздавался грохот. Я мысленно еще раз произносила слова, которые его тогда успокоили, и он положил пистолет на подоконник. Все было хорошо, его решимость покончить с собой ослабла, он готов был передумать. А потом вдруг я потеряла нужный настрой и сказала что-то не то — если вообще сказала. Я зажмурилась и постаралась вспомнить.

— Так что, я должен немедленно осознать нечто важное? — Адам бесцеремонно вторгся в мои мысли. — Это такой психонамек, поучительная демонстрация: радуйся, Адам, что ты здесь, а не там, где бедняга Саймон? — вызывающе спросил он.

Я бросила на него уничижительный взгляд.

— Вы кто такие?

Я вскочила со стула — в палату вошла незнакомая женщина. Ей было лет тридцать восемь, она держала за руки двух маленьких светловолосых девочек, и обе они удивленно смотрели на нее большими голубыми глазами. Джессика и Кейт. Саймон мне про них говорил. Джессика очень переживала, когда умер ее кролик, а Кейт, чтобы она не так грустила, притворялась, будто видит его, стоит только сестре отвернуться на минутку. Саймон еще сказал тогда: интересно, будет ли Кейт делать то же самое, когда он умрет, а я ответила, что гораздо лучше для всех ему остаться живым. Женщина выглядела абсолютно измученной. Вспомнила, Саймон говорил, ее зовут Сьюзан. Я страшно разволновалась, сердце колотилось как бешеное. Я всячески убеждала себя, что и Анджела, и все остальные были правы: моей вины тут нет. Я старалась помочь, но, увы, безуспешно.

— Здравствуйте.

Непонятно, как мне лучше представиться ей. Я замялась, и она выжидательно, с нескрываемой враждебностью смотрела на меня. От этого я занервничала еще больше и почувствовала себя виноватой во всем. А тут еще Адам внимательно наблюдает, как его спасительница демонстрирует уверенность и самообладание в сложной ситуации.

Я шагнула к ней и протянула руку, голос у меня дрожал:

— Меня зовут Кристина Роуз. Я была рядом с вашим мужем в ту ночь, когда он… — я посмотрела на девочек, которые таращили на меня круглые глазенки, — когда это произошло. Я хотела бы объяснить вам, что…

— Убирайтесь отсюда, — негромко сказала Сьюзан.

— Простите? — У меня моментально пересохло во рту.

Сбывался мой худший ночной кошмар. В уме я сотни раз проигрывала эту сцену, представляла ее так и эдак глазами разных людей, но все же не думала, что это может случиться на самом деле. Я убеждала себя, что мои опасения абсурдны, единственным, что помогало мне с ними справляться, была вера в их нереалистичность.

— Я, кажется, ясно сказала. — Она слегка подтолкнула девочек вперед, освобождая выход.