«Зато подростковых банд в городах нет!»

«Угу... Вижу. То-то тебя ножом пырнули»

«Два отморозка. Если они соберутся во что-то, хотя бы отдаленно напоминающее этот твой дурацкий Рагнарек - от них останутся рожки да ножки»

«Угу... рассказывай-рассказывай»

Старейший, кстати, и не говорил, что к вечеру я буду прыгать горным козликом. Обещал, что пройдет, а вот когда... Это - мелочи, по мнению Старейшего:

– А теперь продолжай тренировку, Кенчи! Смерть - не повод, чтобы сачковать, хо-хо-хо!

И - шикарная белозубая улыбка из-под бороды. И недоумевающий взгляд Миу - пассажа про смерть она немного не поняла.

Это что же, я теперь даже ТАК избавиться от издевательств, которые мои учителя называют «тренировками», не смогу?!

Сегодняшняя тренировка была ужасающей. Как и вчерашняя. И неделю назад. И месяц назад. Если подойти к вопросу технически, то ничем, кроме возросшей нагрузки, сегодняшний день не отличался от предыдущих. Даже рост нагрузки уже стал привычным.

Только одна маленькая особенность: на сегодняшней тренировке меня, Сирахаму Кенчи, убили. Мастерский и, как всегда, смертельный апперкот «демона подземного мира», Апачая Хопачая. Или хук? Я так и не заметил - удары Апачая молниеносны. И смертельны.

Я-второй считаю их разновидностью телепортации от точки «плечо» в точку «висок противника». Странно, но кто-то из моих учителей всерьез рассчитывает, что я в будущем смогу уклоняться от ТАКОГО.

Одна надежда на то, что Апачай когда-нибудь поймет смысл слова «полегче».

А спас меня Старейший. Он, наверно, какое-то древнее божество в человеческом теле, раз ему подвластно ТАКОЕ.

Интересный способ он избрал, чтобы меня спасти. Меня теперь двое. Под крышей одного «Я» теперь живут два жильца. Я-прежний, Сирахама Кенчи, семнадцатилетний подросток с частично расстроенным от смертельного удара сознанием. И я-второй... Я-второй помнит все: детство, профессию, жену, дочку... Он только не может вспомнить свое прежнее имя.

«Наверно, и не стоит его вспоминать - чувствую, что забыл его не просто так. Как считаешь, Кенчи?»

Обыденные для меня-прежнего вещи теперь вызывают у нашей объединенной личности шквал эмоционального любопытства. Будто я - турист, впервые увидевший заграничную диковинку. И новые знания, чужой... точнее, уже мой, новый опыт взрослой жизни. В другой стране.

И, кажется, в другом мире.

В том, другом, мире школьники выглядят куда моложе, японцы не обладают смешанно-европейской внешностью, Япония является самой безопасной страной в мире, а красивых девушек не так уж и много...

Боже! Да я даже представить себе не мог, насколько красива, оказывается, Миу Фуриндзи, пока не взглянул на нее чужими... точнее, уже своими, новыми глазами! Девушка не на шутку смутилась и оробела, когда я перед началом спарринга сусликом застыл перед ней, не в силах оторвать восхищенного взгляда от этого чуда.

– Кенчи-сан?
– Осторожно поинтересовалась она.
– Тебе опять нехорошо?

Нет, мне очень-очень хорошо, Миу! А то, как мило ты покраснела, все-таки разобравшись в значении эмоций, написанных у меня на лице вот такущими буквами...

Недовольный Акисамэ Коэтсуджи был вынужден прекратить поединок - новый Кенчи оказался неспособен защищаться от ТАКОГО. Во всяком случае, не сегодня. А Старейший, якобы случайно зашедший в додзе (ну, да-да, бывает, хочется попить чайку именно в додзе), расхохотался. Сверху, на балках додзе, кто-то вторил ему низким грудным контральто. За стеной тоже кто-то подхихикивал. И даже - невероятно!
– из-под татами...

Пришлось мастеру кидать меня по залу додзе собственноручно.

+++

– Кенчи! Кенчи! Ужин! Ужин!- Это уже Хонока.

– Иду!

+++

Сирахама Мототсуги, мой отец, во время ужина был сдержано-обеспокоен:

– Кенчи, ты взрослый парень... вроде бы. Ну, да-да, взрослый. Жизнь - твоя, делаешь с ней, что хочешь... и все такое. Или как там у вас, молодых, нынче принято отмахиваться от мнения старших? Но тебе не кажется, что приходить избитым в хлам каждый день... подчеркиваю - каждый, подчеркиваю - в хлам... это перебор? Не кажется?

Тему эту отец поднимал неоднократно. Это была наша «дежурная» тема для ужина. Кто-то политику обсуждает, кто-то - успехи (или наоборот) подрастающего поколения в школе, а мы вот обсуждаем мои синяки.

– Все нормально, па, - Улыбаюсь чуть-чуть виновато.
– Нормальный тренировочный процесс.

Теперь-то я знаю, что отец искренне обо мне беспокоится, а не отыгрывает (как казалось мне-прежнему до сегодняшнего дня) социальную роль «отец семейства заботливый и справедливый».

Правда, те рисованные персонажи из моей «второй» памяти мало похожи на тех людей, которых я вижу сейчас. Примерно так же, как рисованная Миу «похожа» на золотоволосую красавицу, перед которой я сегодня чуть слюну не пустил.