— По образованию я русский и, как всякий русист, люблю Россию. Это не комплимент, Ратмир Александрович. Скорее констатация профессиональной болезни. Признаюсь, что я намеренно заговорил с вами по-английски… У вас отчетливая и ясная речь. Небольшие нелады с грамматикой, но это легко поправимо. Месяц-другой в языковой среде, и вы заговорите, как Джефферсон. Насколько я знаю, вы бывали в его доме? В Монтебелло?

— Вы хорошо осведомлены, — сдержанно ответил Борцов. Манера американца не то чтобы покоробила, но заставила внутренне подобраться. За его словами проглядывала четко выстроенная система. Не только вопросы, но и утверждения, подозрительно напоминали тест.

— Я бы солгал вам, не сознавшись, что знаю о вас достаточно много, — почувствовав настроение хозяина, Джонсон поспешил раскрыть карты. — Вы были в Америке, кажется, шесть раз, включая Гавайи?

— Семь, мистер Джонсон. Первый раз я увидел статую Свободы с борта контейнеровоза и водным путем проследовал до Балтимора.

— Любопытно. Я не знал о вашем первом визите, поскольку о нем не оповестили газеты, зато в дальнейшем вы не могли пожаловаться на невнимание прессы. Вырезки с вашими фотографиями составили целое досье.

— Досье, мистер Джонсон?

— Зовите меня просто Питер, Ратмир Александрович, а я, если позволите, стану называть вас Ратмир. Идет?

— Можно Тим.

— Отлично! Тим и Пит. Подходящее название для мультфильма… Между прочим, Ратмир — это из «Руслана и Людмилы»?

— В честь деда по матери, но не исключено.

— Понимаю, что вас, как в недалеком прошлом советского человека, насторожило слово «досье». Спешу объясниться. Мы — я имею в виду нашу кинокомпанию — заинтересовались вашим творчеством сразу после появления американского издания «Абсолюта». Подумывали о запуске фильма, но опцион перехватила другая фирма… Кажется, дело не сладилось?

— Не по моей вине.

— Понимаю, такое сплошь и рядом случается на кинорынке.

— Именно это и отбило у меня охоту к экранизациям.

— Один ваш фильм я видел. Он не столь плох и с успехом прошел на Бродвее. Однако ваше замечание обескураживает. Я как раз хотел предложить вам ввязаться в очередную мясорубку.

Ратмир сделал удивленное лицо. Упоминание о досье действительно настроило его на вполне определенную волну. И опять же совпадение, которое никак не могло пройти мимо: Петр Иванович и Питер Джонсон — Петр, Иванов сын. Он решил, что не станет упоминать о своей встрече с гендиректором «Зенита». В неопределенной ситуации лучше всего выжидать. Тем более, что американец упомянул о досье намеренно. Это был вызов, а не случайная оговорка наивного простака. Но зачем? С какой целью?

— Вы слушаете меня, Тим Александрович?.. Простите, прорто Тим? — Джонсон с добродушной ухмылкой заглянул в отрешенное лицо собеседника. — Помните Наполеона? «Сначала ввяжемся, в там будет видно».

— Простите, задумался… Так куда вы хотите ввязаться?

— В производство потрясающей суперленты по мотивам вашего произведения. Последнего, смею заметить. К «Абсолюту» мы, возможно, вернемся как-нибудь потом.

— Вы хотите получить право экранизации?

— И вас в качестве сценариста.

— Почему бы нет?

— Вот именно, почему? Во-первых, будет меньше вранья, во-вторых, вы получите значительно более высокий гонорар. Когда обе стороны в выигрыше, то о мелочах не спорят. Верно, Тим?

— Смотря какие мелочи, Пит, — принужденно рассмеялся Борцов.

— Отлично! Значит, в главном согласие достигнуто?

— Выходит, так, — уклончиво ответил писатель, решив, что под «мелочами» подразумеваются деликатные моменты вознаграждения: аванс, проценты и все такое. Он готов был загодя принять любые условия и не выносил торга, однако готовил себя сыграть роль искушенного метра.

— Мелочи? — бронзовое лицо Джонсона обрело меланхоличное выражение. — В сущности все в жизни — мелочи. Кроме конечной цели, которую мы сами себе выдумываем. У вас есть такая цель, Тим?

— Конечная цель — достойно встретить смерть. А она, простите, придумана не нами.

— Мило. Очень мило… Но не будем терзать себя безысходными мыслями. Пока я есть, смерти нет, когда приходит смерть, нет меня. Не помните, кто это сказал?

— Кто-то из бессмертных, но грош цена их бодряческим сентенциям.

— Вы экзистенциалист?

— Я против всяких «измов». За одним-единственным исключением.

— И это…

— Буддизм.

— Ах, да! Как это я сразу не сообразил. Четыре благородные истины вполне укладываются в ваше миросозерцание. Книги, путешествия, ночевки в монастырях, дружба с далай-ламой…

— Вы и впрямь знаете все мои книги?

— Наивный вы человек! Индустрия кино ворочает миллиардами долларов. Мы очень осмотрительно подходим к каждому кандидату на самую проходную роль. Тем более, когда встает вопрос о сценаристе. Да, я собрал на вас пухлое досье, хоть это и вызвало у вас определенные подозрения. И я совершенно обдуманно заговорил с вами по-английски, чтобы понять, насколько быстро вы адаптируетесь в нашей среде.