Шрифт:
«Может быть, это и в самом деле выход…»
Она почувствовала озноб. Нервно посмотрела на часы. Оставалось три минуты.
Надо было поспешить назад, к вокзалу.
Незаметно для Эвелин за ней следовал аккуратно одетый высокий юноша. Войдя в вокзал, он ускорил шаги и внезапно встал перед ней.
— Хэлло, — сказал он, — почему у вас такое грустное лицо, фрейлейн?
Эвелин обошла его и быстро оглянулась. Увидев его смущенную улыбку и восторженный взгляд, она поняла, что молодой человек просто хотел познакомиться с ней. Он не был агентом или сотрудником госбезопасности.
— Мне совсем не грустно, — ответила она, невольно улыбнувшись. — Просто мне очень некогда. Советую вам завести себе более подходящее знакомство.
Она перевела взгляд в сторону газетного киоска.
Около него, рассматривая выставленные журналы, стоял тощий пожилой господин. В руке у него висела точно такая же, как у нее, голубая дорожная сумка.
— Фрейлейн, — залепетал юноша, — позвольте помочь вам нести сумку и проводить к поезду?
— Оставьте! — отрезала она и подвинула багаж к себе. И вдруг остолбенела.
Два человека в темных пальто приблизились к ее связному. Один из них взял его за руку, но тот резким движением рванулся от него. Напрасно. Теперь его уже держали с двух сторон. Все трое быстро пошли прочь. И все это за какие-то секунды.
— Не сердитесь, пожалуйста! — как будто издалека донесся до Эвелин голос молодого человека. — Я бы с удовольствием встретился с вами, чтобы потанцевать.
— Потанцевать?.. — Она медленно обернулась к нему и заставила себя улыбнуться. — Отличная идея. Хорошо, проводите меня. Мне надо к «Зоопарку». Если вас это не затруднит…
— Нет, нет! — обрадовался он. — Позвольте вашу сумку…
— Пожалуйста! — она взяла его под руку, он даже смутился.
— Мы выглядим совсем как влюбленные. Забавно, не правда ли? — Она нервно рассмеялась.
Когда они, стоя в переполненном вагоне электрички, подъехали к границе секторов, Эвелин помрачнела.
— Вам нехорошо? — озабоченно спросил юноша.
— Ничего особенного, — бросила она в ответ.
Поезд подкатил к «Зоопарку».
Она быстро схватила свой багаж.
— Благодарю вас. Я в самом деле чувствую себя нехорошо. Но я бы охотно увиделась с вами когда-нибудь…
— Можно завтра вечером на Фридрихштрассе? — попросил он.
— Да-да, завтра вечером.
И она побежала, оставив его стоять в недоумении: вечер — понятие растяжимое.
XVI
Сквозь щели жалюзи уже просачивался бледный свет декабрьского дня, когда Сид проснулся с головной болью.
Он встал. На кухне ему попался на глаза настенный календарь, листки которого обычно отрывала приходящая к ним уборщица.
Вторник, шестнадцатое декабря. Осталась всего одна неделя до рождества…
А ведь чего проще — подойти к телефону, набрать несколько цифр, заказать разговор с Брауншвейгом — и он сразу же услышит голос Дорис. Но если она предложит приехать для объяснения в Брауншвейг, ему снова придется лгать. Сид уже знал, что за ним следят. Ему нельзя будет уехать, пока он не выполнит задания, пока за Арендтом не захлопнется входная дверь гостиницы на Штейн-плац.
Предложить сейчас Дорис вернуться в Берлин было бы рискованно. Если сорвется операция с профессором, Батлер непременно покажет ей проклятые снимки.
«Что делать? — в отчаянии думал он. — Если Арендт сегодня действительно придет на встречу, американцы, возможно, оставят меня в покое, но зато этот Адамс начнет меня шантажировать. Ведь он предъявил мне ультиматум, и срок его истекает сегодня. Он тоже знает про ночь у Эвелин. Наверное, между ним и этой девицей существует прямая связь. Разве я буду счастлив с Дорис, если этот разбойник сидит на моей шее! Дорис ждет ребенка… А через неделю наступит рождество… Надо что-то делать. Должен же я наконец найти какой-то выход! Я уже не владею собой, живу одним только коньяком да снотворным. Но и это уже перестает помогать».
Невидимыми наручниками Батлер и Адамс крепко сковали его, не давая сделать ни одного самостоятельного шага.
Внезапно Сид вспомнил, что нужно встретиться с Арендтом. Он поспешил в ванную, разделся и встал под душ. Ледяные струи иголками впивались в тело, а Сид все больше и больше, до отказа, открывал кран. Холодная вода отрезвила его.
Затем он растер себя докрасна полотенцем, оделся и стал бриться.
В зеркало он увидел свое серое, осунувшееся лицо.
Решение пришло внезапно. Он предупредит Арендта, а затем попытается уехать в Брауншвейг. Может быть, ему удастся ускользнуть от следящих за ним шпиков. Он должен во всем исповедаться перед Дорис. Ни в коем случае нельзя позволить, чтобы кто-то третий говорил ей об этом. Если он сам расскажет ей о скверной истории, в которую ввязался, об этих грязных фотографиях, то она откажется потом принять их вообще. Тем самым Батлер и Адамс потеряют над ним свою власть.