Шрифт:
Мюллер внимательно рассматривал носки своих ботинок.
— Его, скорее всего, накрыли.
— Гениальная догадка! Он действительно арестован. Я жду, что вы мне сообщите, где, по данным ваших агентов, следивших за Паули, он находится и что с ним собираются делать.
— Это довольно трудно, — тихо возразил Мюллер.
— Меня не интересует, что трудно, а что легко. Мне нужны результаты. Если вы не раздобудете мне эти сведения, я пошлю вас ко всем чертям! По всей вероятности, Паули вскоре снова появится здесь. Они, несомненно, попытаются его там обработать и заслать обратно к нам. Проделать это с таким тюленем, как он, — сущий пустяк. Мы должны точно знать о его пребывании там, чтобы вовремя выключить его. Этому парню нельзя давать пикнуть не только на той стороне, но и здесь, если он появится. Он журналист, умеет писать. Его опубликуют не только в Восточном Берлине, но и у нас, будьте уверены. Здесь нас не все любят — вы об этом догадываетесь, — в том числе и те, кого мы подкармливаем.
— Завтра к вечеру я буду знать больше, — пообещал Мюллер.
Батлер поднялся, обошел свой письменный стол, подошел вплотную к Мюллеру и горой навис над низкорослым агентом.
— Я знаю, — произнес он подозрительно ласково, — что вы сейчас подумали: «На худой конец я могу успокоить старика такой информацией, которую проверить все равно никто не сможет». Это ваш излюбленный прием. Если вы это сделаете — я вам покажу…
— Слушаюсь, сэр!
XVIII
— Господин профессор не принимает, — строго ответила пожилая секретарша в приемной Арендта.
— Это почему же? — вежливо осведомился Гартман.
— Господин профессор принимает в институте только тех посетителей, которые заранее сообщили ему о себе. Я впускаю к нему только по этому списку.
— Это весьма благоразумно со стороны профессора, — Гартман улыбнулся.
— Вашей фамилии в списке нет, — сурово продолжала женщина.
— И все-таки я попрошу вас позвонить ему, — возразил Гартман и шутливым тоном добавил: — Спорим, что он меня примет?
— Здесь не подходящее место для такого спора.
— Вы правы. Но я вас прошу, скажите ему обо мне.
— Пожалуйста. Только это бесполезно.
Секретарша подняла трубку.
— Здесь у меня какой-то господин Гартман, — сообщила она профессору. — Он не записан… Что? Хорошо!..
Она удивленно взглянула на терпеливого посетителя:
— Он хочет с вами поговорить…
— Ну вот видите!..
Гартман открыл дверь кабинета.
— Здравствуйте, мой дорогой! — Арендт вышел из-за стола и двинулся ему навстречу. — Надеюсь, что сегодня вы не сообщите мне каких-нибудь неприятностей?
— Нет. Я зашел сказать вам, что Паули снова свободен.
— Вы освободили его?
— Не мы, а суд. Он рассмотрел его дело.
— Когда состоялся суд?
— Сегодня. А сейчас Паули на пути в Западный Берлин.
— Откровенно говоря, — покачал головой профессор, — я не рассчитывал на такой мягкий приговор.
Гартман пожал плечами.
— Нам же часто приходится задерживать вот таких неустойчивых, введенных в заблуждение людей, которые без зазрения совести используются западными органами разведки. Паули — мелкая сошка. Он ничего не знает. Это было его первое задание, и он сразу же попался. Что же, мы должны его сажать в тюрьму?.. Паули всего-навсего жертва грязных махинаций.
— И что теперь с ним будет? — спросил Арендт.
— Настоящие неприятности у него появятся только теперь. Си-Ай-Си и Ведомство по охране конституции очень быстро обнаружат, что он вернулся…
— Почему же вы не попытались избавить его от них? Разве он не мог остаться у нас?
— Мы ничего не могли сделать. Ему объяснили, что он может обратиться к нашим властям с просьбой о предоставлении ему убежища. Он не решился воспользоваться этим предложением. Захотел уехать к жене и наладить свои семейные отношения. Если у него хватит благоразумия, он постарается как можно быстрее покинуть Западный Берлин и самолетом вылететь в Ганновер.
— Надо надеяться, что он так и сделает.
Гартман как будто сомневался в этом.
— Паули произвел на меня впечатление человека, сбитого с толку. Неожиданное освобождение подействовало на него, как тяжелый шок, так же как перед этим его неожиданный арест. Мысленно он уже считал себя приговоренным. И согласился бы с любым наказанием. Для него это было бы искуплением вины, отпущением всех грехов. Так бывает со слабохарактерными людьми. У них не хватает духу искупить свою вину самим и вовремя. Они ждут, чтобы их заставили это сделать.