"Сейчас бы выпить", - подумал старик. Рыба всплывала, а он вдруг вспомнил о старухе, которая, наверно, до сих пор ждала его на берегу.

– Сука, - неожиданно громко и со злобой произнес он и сам поразился своему хриплому голосу: как скрип ржавой дверной петли. Рыба сделала круг, тенью скользнув под лодкой, и всплыла.

– Чего тебе, старик?
– спросила она. В ответ он сначала смог только устало покачать головой. Разжал скрюченные пальцы и невольно застонал, чувствуя боль в старых суставах. Но Рыба ждала, и старик понял, что если не скажет сейчас, то уже никогда не получит второго шанса.

– Понимаешь, - он запрокинул голову и посмотрел на альбатроса, нырявшего под низкими тучами, - моя чертова старуха точно взбесилась. Никакого покоя от нее.

– И что же?
– поинтересовалась рыба, снова нырнув, чтобы сделать свой водяной вдох.
– Чего она хочет? Сделать ее правительницей Кубы? Владелицей самого большого казино? Утопить в деньгах?

Старик никогда не был в казино, только видел, как туда ходят богатые гринго в белых костюмах. Поэтому он несколько секунд молчал, сматывая лесу на палку. Потом поднял глаза и рассеянно провел шершавым пальцем по острию гарпуна, лежащего у борта.

– Нет. Ты вот что... пожалуйста, сделай так, чтобы у нее осталось только корыто. Одно разбитое корыто. Вот тогда она лопнет от злости.

"И я, наконец-то, смогу жить как хочу и просто ловить рыбу", - мысленно добавил он. Эта мысль изумила старика. Перед ним было море, в теперь которое никто не помешает уходить, когда вздумается.

– Хорошо, - сказала Рыба и вильнула хвостом, отправляясь на глубину.

Э. Хемингуэй. "Старик и Рыба"

(первый, черновой набросок повести "Старик и море")

Эх, и хорошо на ранней заре выйти из покосившейся избы на приволье, вздохнуть полной грудью: "Красота!"

Спуститься со скрипящего крыльца, не обращая слуха на грохот рухнувшей сзади крыши. Облокотиться на плетень, упасть вместе с ним на землю и долго лежать, глядя в синее небо. Умыться ключевой водой из дырявого ведра, развалить колодезный сруб, потом выйти за околицу и побежать босиком по росистой траве-мураве, раскинув руки и смеясь от радости.

Беспричинной.

Выбежать на только сжатое поле и помчаться по нему, радуясь тому, как все на Святой Руси ладно и хорошо устроено. Напугать запоздалых жнецов распевами Псалмов Давидовых. Уколоться об стерню, споткнуться, упасть и выколоть себе сразу оба глаза. И медленно ползти по полю домой, прислушиваясь к крику петуха.

* * *

А то вот еще: славно выйти на закате солнца из дремучего Муромского лесу. Размахнуться кистеньком, раззудить руку дубинушкой. И эй-ухнуть.

Ограбить сирот, отнять последнее у вдовицы. Обесчестить, сколь руки загребут, красных девушек. Зарезать за пару луковиц купчишку, едущего с ярмарки, увести корову у крестьянина. Зажечь церковь и пустить "красного петуха" на общинный луг. И радоваться, радоваться, смеясь во все горло.

Беспричинно.

Потом перекреститься широко, троеперстно, от всей души, да жахнуть ендову водки, роняя едучие капли на плисовые штаны.

Хватить ендову вдребезги об сыру-землю, снять кушак и повеситься тут же: на дубе, рядом с сиротами, вдовицей и красными девицами.

– А я тебе говорю - без елки никак!

– Конечно, - торопливо согласился тот, что пониже, быстро переступая ногами в облезлых собачьих унтах, - и я говорю, никак. Без елки-то!

Высокий подозрительно покосился на него и перекинул топор из руки в руку. Потом убежденно заговорил:

– Сам подумай - курам на смех Новый Год так встречать. Если даже под елкой нельзя выпить, послушать куранты...

– Ну еще бы!
– с готовностью откликнулся его спутник, украдкой растирая красные, замерзшие руки.

Некоторое время они шли молча. Потом высокий остановился, сдвинул меховую шапку на затылок и вытер пот.

– Да.
– сказал он с нажимом.
– Трудно нынче найти хорошую елку. Просто напасть какая-то.

Низенький поглядел на него с отчаянием и тяжело вздохнул, ковыряя снег носком унта.

– А может...
– начал он, но замолчал, поглядев в решительное лицо.

– Ничего, - сказал высокий, - найдем. Вот еще немножко - и найдем. И будет тогда всякое там тра-ля-ля, веселье и конфетти. Ты конфетти любишь?