Шрифт:
"Последний к тебе придет нынче".
– Вот ты заладил: придет да придет, нынче да нынче. Я уже понял, что нынче. И что он, не о четырех лапах, что ли? Или в носе евонном кольцо, а в лапах балалайка?
Старый друг снова беззвучно засмеялся,пламя керосинки метнулось крест-накрест, взвихрилось дымным колечком.
"Нет, Максим. В своих лапах будет тот медведь держать два сердца. Одно сердце - черное, каменное, изморозью покрытое. А второе - белое, точно яблочное. Хочешь - стреляй. А хочешь - возьми, которое протянет. Как сделаешь, так и будет".
– А ежели возьму, что потом-то?
– спросил старик, поплевав на окурок и крепко притушив его в подсвечнике.
Но друг уже пропал, рядом его больше не было. Старик понял это, чувствуя, как где-то внутри тонко звенит какая-то струна, точно тронутая затворившейся дверью.
– Как сделаешь... Вот и гадай тут.
Он смотрел на ружье и первый раз в жизни толком не знал, что делать.
ЛОГИКА
– Ты понимаешь, с ним спорить-то бесполезно, потому что логика у него какая-то нечеловеческая, - Пашка перекинул с плеча на плечо объемистый мешок из красного атласа и поправил сбившуюся набок белую бороду, - Блин, да сколько еще подъездов-то впереди?
– Это как - нечеловеческая?
– хмыкнув, переспросил Сергей. Сквозь пятачок получилось гнусаво. В костюме черта из "Вечеров на хуторе" Гоголя, взятом напрокат в драмтеатре, даже на зимней улице было жарко и неудобно.
– А так... Говоришь ему, к примеру, на семинаре - мол, "Като Киёмаса был сыном кузнеца", а он тебе в ответ - "Шестьдесят восемь". И ты после этого сидишь, как пыльным мешком по голове ударенный, и только потом, дня через два, случайно натыкаешься где-нибудь на упоминание о количестве достоверных источников по этому вопросу.
– А кто такой этот Като Ки... Киёмаса?
– запнувшись о непривычное японское имя, спросил Сергей.
– Звучит, как название экскаватора какого-то.
– Да неважно!
– отмахнулся Пашка.
– Я же в принципе сказал. Ну, был такой военачальник в Японии времен Токугавы Иэясу.
– Понятно...
– пробормотал его товарищ, так ничего на самом деле и не понимая.
– Иэясу...
Он вздрогнул, потому что ему на миг показалось, будто в руке Пашки, одетого Дедом Морозом, блеснул длинный, чуть изогнутый клинок с оплетенной шнуром рукоятью.
– Фу, бред какой-то, - Сергей моргнул, и клинок сразу превратился в обыкновенный, обклеенный серебристой фольгой посох, который пьяненький уже Пашка подбрасывал и ловил на лету, выдергивая из снежных хлопьев, кружащихся в свете фонарей.
– Прикинь, Пашка...
– Вот этот подъезд, здесь три квартиры наши, - не слушая его, Пашка остановился и долго сверялся со списком, что-то вычеркивая.
– Ну, пошли, чертяка, сейчас нам опять нальют...
Спустя два часа и шесть подъездов, две сильно шатающиеся фигуры, у одной из которых на плече болтался совсем тощий мешок, дошли до очередного фонаря и остановились.
– Т-ты как?
– подтягивая джинсы под костюмом, спросил Сергей у приятеля и сам удивился, услышав, как сильно заплетается язык. Дед Мороз не ответил, потому что как раз в эту секунду упал плашмя в сугроб и принялся барахтаться, пытаясь встать на ноги.
– Вставай, Пашка, - черт с трудом вытянул Деда Мороза за тулуп.
– Последняя квартира осталась. Потом по чарке этого... сакэ и домой.
– Точно, - Пашка икнул и осторожно шагнул вперед.
– Ползи, улитка, по склону Фудзи...
После долгого стука дверь распахнулась, и они ввалились в прихожую, освещенную неярким светом лампочек, оплетенных бамбуковыми прутьями.
– С Новым Годом… - начал было говорить Дед Мороз, потом замолчал и мягко повалился навзничь, заливая деревянный пол недавно выпитой водкой.
Сергей посмотрел на бесформенную кучу, в которую превратился мертвецки пьяный приятель, и внезапно ему стало невероятно стыдно - и за себя, и за провал неудавшегося выступления, и за несколько лишних кувшинчиков сакэ, украдкой выпитых перед воротами. Он шагнул вперед, обходя лужу и поклонился, не отрывая взгляда от безжалостных желтых глаз Като Киёмаса, оторвавшегося от созерцания отрубленных голов.
– Умоляю в этот праздничный день простить моего слабого спутника, переоценившего собственные силы. Мне же прошу позволить покончить с собой, дабы смыть позор того, что я перед Вашим лицом не сумел удержать его от выпивки.
Привычно подворачивая пятки, он опустился на колени и под взглядом Киёмаса вынул длинный нож, чувствуя, как сзади уже взмыла в воздух катана.
ОСЕНЬ
Когда наступила осень, она сделала это быстро и как-то крадучись. Осень пробежала по городу, точно кошка на мягких лапах, огибая лужи и недовольно отряхиваясь от падающих с крыш холодных капель.