Много писали про материнские подвиги. Про то, как женщины, спасая своих детей, проявляли чудеса силы, храбрости, ловкости.

А я часто Героиню вспоминаю. Как она не побоялась вертолётного грохота, ураганного ветра от винтов и полезла на дерево отогнать чудище от своих детей!

Мать-героиня!

— И-и-и, милай! Да ежли б за меня кто-то усё делал, не дожила б я до восьмидесяти двух. Поставь ведро! Сама я воды принесу! Сама!!

Раскрыв рот от изумления, стою посреди двора и не знаю, что ответить. А что тут скажешь? — восьмидесятидвухлетняя женщина топит баню и таскает воду для нас — троих молодых и здоровых мужиков! И пикнуть не даёт! — не то что дров или воды принести. Такую и язык не поворачивается назвать старухой! Вот это Женщина!

— Идите в баню!

Эх, хороша банька! Старая-престарая: пол местами провалился, печь потрескалась, потолок провис, а жар держит! Небось столько же лет ей, что и хозяйке. Я люблю разглядывать всё старинное — видно, какую жизнь прожила вещь, сколько со временем боролась, особенно интересно сравнивать с хозяином. На хозяев не только бывают собаки похожи, но и дома, и бани… А эта баня долго служит: в печь вмурован старинный чугунный котёл — сбоку, наверное, ещё дореволюционное клеймо с буквой «ять». Полок из чёрных-пречёрных — не пиленных, а колотых и тщательно вытесанных топором — досок. Когда делали эти доски, не было у хозяев пилы и рубанка. Вот бы узнать, почему? Кадка для холодной воды выдолблена из целого ствола липы. Давно такие не делают! И не сгнила почему-то, хоть в сырости-мокрости стоит. Неужели из-под мёда? Помню, ещё в детстве мой дедушка рассказывал, что такие колоды делали для перевозки и хранения мёда, а чтобы веками служили, их пропитывали воском. Гвоздь в стену вбит тоже старый: четырёхгранный, кузнецом когда-то выкованный. Дверные петли — вообще произведение кузнечного искусства: из крученой железной полосы. Вот же делали раньше! Просто, бесхитростно, но надёжно, красиво, на века!

Распаренных и разморенных, Евфросинья Федотовна усаживает нас за стол и кормит наваристым борщом.

— Ох и вкуснятина! — не удерживаемся от похвал.

— Сала нет! — жалуется хозяйка. — В магазине — разве ж это сало? Мыло, а не сало! Ничого сейчас не можут, даже сала вырастить!

— Да какое, бабушка, сало, если «сникерсы» есть. «Интересно, будут ли когда-нибудь такие пожилые и крепкие женщины после питания не салом, а „сникерсом”?» — мелькает мысль.

«Сникерсы-помрикерсы»! Раньше мужиков не было из-за войны, а сейчас из-за «сникерсов», — словно угадав мои мысли, заявила хозяйка.

Сказала и задумалась. В доме много фотографий. Все старые: на них парни, молодые мужчины в военной форме, женщины в платочках.

— Так вы, Евфросинья Федотовна, давно одна?

— Давно! Муж с войны не вернулся, детей сама ростила. А потом сыновья померли. Одного машиной задавило, другой радиацию в армии грузил, помер тоже. Внуки от них остались, да дочкина семья. Навещают, в гости приезжают. А как же! Кто же им ещё скажет жисть русскаю… — И опять задумалась.

— Евфросинья Федотовна, можно мы вам изгородь отремонтируем — вон совсем завалилась? — уже не знаем, как ещё отблагодарить хозяйку.

— Не трогайте, хлопцы, — это про тигра память.

— Про тигра?! Здесь был тигр?!

— Был. Свиней моих резал. Я тогда четверых кабанчиков держала да гусей с курями. А он раз вечером пришел — я уж спать собралась. Сначала гуси зашумели, а потом слышу — свиньи кричат. Думала — волк залез. Осерчала я. Схватила жердину, зашла в сарай и давай по нему бить! Его хорошо видно: кабанчики мои белые, а он темный. Бью его по голове, бью, а он возьми да и рявкни. Так я и села…

— Евфросинья Федотовна, а тигр был маленький?

— Не-е-а, большой. Мои кабанчики тогда по полтора центнера были, а он был как два кабанчика.

— Евфросинья Федотовна, вы видели, что это не волк, и всё равно по нему били?!

— Видела и била. Говорю ж — осерчала. Русская я.

«И чего же мне не спится», — в который раз подумал, ворочаясь на жестких нарах. Вроде и набродился вчера от души, проверяя капканы, да и день выдался удачный: пара собольков попалась. Один так себе — третий цвет, а другой — красота! Крупный самец густой дымчатой окраски, с темной головой, без горлового пятна, с черной полосой по хребту. А по всему меху искристая, переливистая проседь.

Пора вставать, наверное. Сегодня надо успеть побыстрее проверить последний путик, да и домой. Зажег спичку, посмотрел на часы: еще семь — успею до рассвета позавтракать, прибрать зимушку да уложить рюкзак. Но что так тихо?

Запалил лампу, накинул куртку, взял котелок и толкнул пристывшую дверь. В клубах теплого воздуха засветились, кружа, мелкие кристаллики. Снежок… Поэтому и не спалось. Пальца на четыре подсыпало, и всё. Небо уже очистилось — вон звезды как мерцают. И тепло. Но, наверное, ещё снег будет: ветер крутил вчера во все стороны, да и хмарь долго собиралась. А снежок пушистый, сухой — наступаешь, как на вату. Хорошо по такому скрадывать. Да, тепло: даже вчерашний ледок в ручье растаял. Следы… Ты смотри! Только что тигра вокруг зимовья крутилась. Чего ей тут надо?..

Пятое утро, как тигр с пустым желудком. Для взрослого зверя это пустяк, но этот тигр не привык так долго ходить впроголодь. Самый удачливый в округе, он не упускал случая задавить подсвинка или изюбра просто так, пусть и насытился недавно парным мясом. Природа создала из самых совершенных хищников самого совершенного, но и ему пришлось пройти не один десяток километров по рыхлому снегу, по льду ручьев и ключей, а добыча — не попадается. Нельзя сказать, что оскудел его участок, занимающий два больших ключа, берущих свое начало за высоким скалистым хребтом, но и у везучих бывают дни неудач.