— Вы что мечетесь тут как угорелые? Вы, может быть, действительно, угорели после вчерашнего? Вы понимаете, что вам говорят, или у вас мысли направлены только на мандолину? Я вас научу о службе думать! Музыканты какие нашлись! Здесь вам не оркестр! И не урок танцев, понимаете?

И не успели сотрудники опомниться, как тов. Майкерский лично появился в зале, где они работали, и окинул всех подозрительным взглядом.

— Сколько времени мне еще ждать накладных? — крикнул он. — Надо на вокзал ехать, а вы, тов. Ендричковский, разгуливаете, заложив руки в карманы! Вы, может быть, думаете, как бы вам сравняться остроумием с опереточными танцорами? Вы, может быть, тоже полагаете, что ноги у человека важнее головы?

— Если мне сейчас на вокзал бежать, так ясно, что ноги важнее, — злобно огрызнулся Ендричковский.

Остальные опустили головы, и в наступившей тишине было отчетливо слышно, как где-то очень далеко метла шаркала по тротуару. Тов. Майкерский заморгал глазами, помолчал, будто собираясь с духом после проглоченного горького лекарства, потом смерил Ендричковского глазами и сказал мирно и тихо:

— Если вам угодно откомандироваться в балаган, я могу вам доставить это удовольствие..

— Мне и в этом балагане хорошо, — не смущаясь, отрезал Ендричковский.

Тут тов. Майкерский просто не нашелся. Он был так ошарашен, что не мог произнести ни одного слова. Он посмотрел по очереди на Петракевича, Лисаневича и Язевича, но те избегали растерянного взора начальника. Он резко повернулся на каблуках и увидал Петра Петровича, безучастно стоявшего в стороне. Казалось, что Петр Петрович даже не слыхал происшедшего. Тов. Майкерский вздернул голову, повернулся к двери и на ходу уже крикнул:

— Тов. Обыденный, прошу в кабинет!

Петр Петрович вздрогнул и с недоумением оглянулся. Сослуживцы на него не смотрели. Он вздохнул и поплелся за начальником.

— Что же это такое, тов. Обыденный, — полужалобно, полуяростно сказал тов. Майкерский, войдя в кабинет. — Этому же названия нету! При всех сказать мне в лицо, что у нас тут балаган!

— Кто это вам сказал, Анатолий Палыч? — спокойно, нелюбопытно, словно скучая, спросил Петр Петрович.

Тов. Майкерский опешил. Он бегал по кабинету, но тут он даже остановился.

— Вы не слыхали? — раздельно, почти с ужасом спросил он.

— Не слыхал, — спокойно ответил Петр Петрович. — Вы что-то горячились там, Анатолий Палыч, но я, должно быть, о другом думал, хотя не помню, о чем.

Тов. Майкерский беспомощно опустился в кресло. Он довольно долго молчал. Петр Петрович глядел на него так, как будто вдруг обнаружил какой-то новый, неожиданный, хотя и очень маленький интерес к его особе. Наконец тов. Майкерский вздохнул, оперся локтем о стол, покачал головою и сказал:

— Этого я даже не ожидал, тов. Обыденный. Чтобы вы не слыхали служебного разговора, и такого разговора, — непостижимо! Я вам должен сказать, тов. Обыденный, вы меня очень удивляете. И вообще у меня вчера на многое глаза открылись.

Петр Петрович так быстро поднял голову, что тов. Майкерский осекся. Взгляд Петра Петровича, до сих пор туманный и далекий, вдруг просветлился. Он сказал медленно:

— Может быть, не у вас одного, Анатолий Палыч.

— Я вас окончательно не понимаю, тов. Обыденный, — вскричал тов. Майкерский и даже отшвырнул карандаш. — И я вам должен вот что сказать. Вы — ответственный работник, специалист, знаток сукна, и я был вами очень доволен. Но зачем вы вчера пригласили этого танцора, я не понимаю.

— Он живет в моей квартире, — ответил Петр Петрович.

— Очень жаль, — вскричал тов. Майкерский. — Нигде не сказано, что с жильцами обязательно надо дружить. А если ваш жилец — вредный элемент?

— Чем же он вредный? — еще спокойнее и еще тише спросил Петр Петрович.

— Чем? — немного озадаченно переспросил тов. Майкерский, но тотчас махнул рукою и крикнул: — Всем! Он вчера всех споил! Положим, и вы хороши — сколько водки выставили! А если бы кому-нибудь в голову пришла мысль: на какие же это средства такой кутеж? Я не говорю, что кто-нибудь мог вас заподозрить, но если бы?.. Да вы помните, что он вчера говорил? Или вы не поняли?

— А что он говорил, Анатолий Палыч? — с любопытством спросил Петр Петрович.

Тов. Майкерский остолбенело взглянул на него и снова вскочил и забегал по комнате.

— А, вы не помните! Так достаточно того, что я вам говорю: он произнес неслыханные вещи. Я не могу их повторить, я уже не помню, и не желаю помнить, да, не желаю, но это была чистая контрреволюция, мистика, полное безобразие. Да вы хоть помните, что он вас оскорбил? Или вы все забыли?

— Он не хотел меня обидеть, — опустив голову, с трудом выговорил Петр Петрович.