– Я в этом не сомневаюсь. Но мы не знаем в каком психическом состоянии ты будешь когда сыворотка смерти начнет действовать а эти коды должны быть глубоко укоренившимися.

Калеб вздрагивает при фразе "сыворотка смерти". Я разглядываю свою обувь.

– 080712, говорит Калеб.
– А затем я нажимаю зеленую кнопку.

Кара сейчас проводит время вместе с людьми из диспетчерской, так что она сможет подлить мирную сыворотку в их напитки и выключить освещение в корпусе пока они будут слишком пьяны чтобы что-то заметить, так же как это сделали Нита и Тобиас несколько недель назад. Когда она осуществит это мы помчимся в Оружейную Лабораторию, невидимые для камер в темноте.

Напротив меня, на лабораторном столе лежат взрывчатые вещества которые Реджи дал нам. Они выглядят так обыденно, внутри черного короба с металлическими зубцами по краям и с дистанционным взрывателем. Зубцы соединят короб со вторым рядом лабораторных дверей. Первый ряд до сих пор не починили, с момента нападения.

– Думаю, этого достаточно, говорит Мэттью.
– Сейчас единственное, что нам остается делать, это подождать немного.

– Мэттью, говорю я.
– Не мог бы оставить нас вдвоем, не на долго?

– Конечно. Улыбается Мэттью.
– Я вернусь когда придет время.

Он закрыл дверь за собой.

Калеб проводит руками по стерильному костюму, взрывчатке и рюкзаку с которого и начинает. Он раскладывает их в строгую линию фиксируя этот угол и тот.

– Я все еще думаю о том времени когда мы были маленькими и играли в "Искренность", говорит он.
– О том как я усаживал тебя в кресло в гостиной и задавал вопросы, помнишь?

– Да, говорю я. Я опираюсь бедрами о лабораторный стол.
– Ты нащупывал пульс на моем запястье, и говорил, что если я солгу, то ты сможешь определить это, потому что Искренние всегда могут сказать, когда другие люди лгут. Было не очень приятно.

Калеб смеется.
– Однажды, ты призналась, что украла книгу из школьной библиотеки, как раз когда домой пришла мама.

– И мне пришлось идти к библиотекарю и принести свои извинения! Я тоже смеюсь.
– Та библиотекарь была ужасной. Она всегда обращалась ко всем "юная леди" и "молодой человек"!

– О, хотя меня она любила. Знала ли ты, что когда я вызывался добровольцем в библиотеку и предполагалось, что я раскладываю книги по полкам, на самом же деле я стоял между стеллажами и читал? Она ловила меня несколько раз, но никогда ничего не говорила.

– Правда? Я ощущаю боль в груди.
– Я не знала об этом.

Очень много всего мы не знали друг о друге, я полагаю. Он постукивает пальцами по столу.
– Жаль, что мы не были честны друг с другом.

– Мне тоже.

– А сейчас уже слишком поздно, не так ли? Он взглянул на меня.

– Не для всего. Я вытаскиваю кресло из под лабораторного стола и сажусь на него.
– Давай сыграем в "Искренность". Сначала я отвечу на вопрос а потом тебе будет нужно ответить.

Естественно честно.

Похоже, он слегка раздражен, но все равно играет.
– Ладно. Что ты на самом деле сделала, чтобы сломать те очки в кухне, когда утверждала, что взяла их, чтобы очистить от пятен?

Я закатываю глаза.
– Именно на этот вопрос ты хочешь честный ответ? Давай же Калеб!

– Ладно, хорошо. Он прочищает горло, и его зеленые глаза фокусируются на моих, внимательно.
– Ты действительно простила меня, или ты просто говоришь, что простила, потому, что я скоро умру?

Я смотрю на свои руки, лежащие на моих коленях. Я могу быть доброй и милой с ним, потому что каждый раз, когда я думаю о том, что произошло в штаб-квартире Эрудитов, то сразу же отбрасываю мысли в сторону. Но этому нет прощения, если бы я простила его, то смогла бы поразмышлять о том, что произошло без всей этой ненависти, которую я чувствую нутром, верно?

Или, может быть, прощение - это просто постоянное отбрасывание в сторону болезненных воспоминаний, до тех пор, когда время притупит боль и гнев и плохое забудется.

Ради Калеба, я делаю выбор в пользу последнего.

– Да, простила, говорю я. Делаю паузу.
– Или, по крайней мере, я отчаянно хочу, и мне кажется, что это то же самое.

Он смотрит с облегчением. Я делаю шаг в сторону, чтобы он мог занять мое место в кресле. Я знаю, что я хочу у него спросить, хотела с тех пор как он вызвался принести эту жертву.

Какова главная причина того, зачем ты это делаешь?
– Говорю я.
– Самая главная?

– Не спрашивай меня об этом, Беатрис.

Это не ловушка, - говорю я.
– Это не заставит меня не прощать тебя. Мне просто нужно знать.

Между нами стерильный костюм, взрывчатка и рюкзак, расположенные в ряд на матовой стали. Это орудия для того, чтобы он вошел, но не вышел.

Полагаю, я чувствую, что это единственный способ, каким я могу отделаться от чувства вины за все, что я сделал, говорит он.
– Я ничего так не хотел как избавления от нее.