Радость девочки была недолгой. Все свободное время она проводила рядом с братом, глядя, как летят стружки с вертящегося круга. Франсуа задумал сделать складное веретено. После многих неудачных попыток он однажды вечером вдруг закричал торжествующе:

— Кати, я добился своего, гляди-ка!

И высоко поднял над головой свое новое творение: разборное веретено из трех частей.

— Теперь все девчонки Ла Ноайли будут драться за такие веретена!

Но пока делать было нечего: наступившая оттепель залила водой поля и луга, окутала окрестности густым туманом. Дороги тонули в непролазной грязи.

Время от времени дядюшка Батист заходил проведать своего ученика; ободрял его, советовал работать еще тщательнее и аккуратнее.

— Дело пойдет, сынок, — уверял он.

Однажды старик остался пообедать с Шарронами. Покончив с едой, он поманил к себе Катрин:

— Проводи меня, малышка, я покажу тебе что-то красивое.

Катрин послушно пошла за ним. Они вышли на шоссе, ведущее к городу, и скоро свернули направо, на красно-белую мощеную дорогу. Катрин сразу узнала ее: это была дорога на фарфоровую фабрику. Дядюшка Батист шел быстро, и девочка с трудом поспевала за ним.

Наконец они вышли на просторную площадь, тоже вымощенную красным и белым, как и дорога к фабрике. Высокие кучи угля окаймляли ее слева; справа тянулось двухэтажное кирпичное здание, крытое плоской коричневой черепицей.

Мощная узловатая глициния украшала его фасад.

— Когда она цветет, — кивнул на глицинию дядюшка Батист, — это такая красота! Представляешь: синие цветы на красном фоне. А печи, — добавил он, указывая рукой вперед, где в глубине двора высилось мрачное закопченное строение, крышу которого венчали три низкие толстые трубы, извергавшие густой дым. — Красиво, а?

— Да, — еле слышно прошептала Катрин.

Она вовсе не находила все это красивым, ну таким, например, как здание супрефектуры. А три огромные трубы, выдыхавшие из своих чудовищных пастей клубы черного дыма, просто пугали ее. Дядюшка Батист нагнулся к девочке, приподнял козырек своей кепки, оглянулся, словно опасаясь, что его могут услышать, и сказал вполголоса:

— Не говори пока никому, но, как только твой братишка выздоровеет, я устрою его сюда на работу. Ну, что ты об этом думаешь?

Катрин ровным счетом ничего не думала, но снова сказала:

— Да.

— Я так и знал, что ты со мной согласна.

Он подхватил ее, подбросил вверх, как когда-то Крестный, и звонко поцеловал. В ту же минуту громко зазвонил фабричный колокол.

— Тысяча извинений! — вскричал дядюшка Батист. — И главное, никому ни слова — ни родителям, ни брату.

Он опустил Катрин на землю и устремился к дверям мастерских. По дороге бежали запоздавшие рабочие. Катрин очень удивилась, заметив среди них детей.

Некоторые мальчики выглядели не старше, чем она сама. Оставшись одна посреди огромного пустынного пространства, девочка вдруг ощутила необъяснимый страх и притаилась за высокой кучей угля. Что, если фабричные рабочие, подобно цыганам, крадут детей и заставляют их работать на фабрике? Может, дядюшка Батист тоже заманивает ее в ловушку?

Тут Катрин увидела, как из дверей фабрики вышел толстый краснолицый человек и стал кричать на детей, которые, по его мнению, недостаточно быстро бежали. Последним у высокой двери очутился худенький мальчуган и хладнокровно проследовал мимо толстяка, вызывающе засунув руки в карманы.

Толстяк попытался поддать ему сзади ногой, но мальчишка увернулся, отскочил в сторону и скрылся в проходе. Краснолицый мужчина запер за ним дверь, а сам направился к печам.

Спрятавшись за угольной кучей, Катрин боялась пошевельнуться. Если толстяк ее заметит, ей несдобровать! Он схватит ее и запрет в мастерской вместе со всеми остальными ребятишками.

Внутри длинного кирпичного здания теперь слышался равномерный глухой гул. Гул этот, похожий на громкое мурлыканье гигантского кота, почему-то успокаивал Катрин. Но все же девочка долго не решалась покинуть свое убежище. Наконец собравшись с духом, она прокралась вдоль высоких куч угля к дороге, но бежать не решилась, опасаясь, что стук ее сабо привлечет внимание злого толстяка, который, как ей казалось, наверняка притаился где-нибудь за дверью. Но никто не остановил ее, и она беспрепятственно выбралась на красно-белую дорогу.

— Ну, — спросил Катрин Франсуа, когда она вернулась домой, — какую такую красоту он тебе показал?

— Фабрику.

— И это правда красиво?

— Это так… это так красиво… Я просто не знаю, как объяснить тебе, до чего это красиво!

Франсуа нахмурился:

— Вообще-то говоря, меня это совсем не интересует… И с силой завертел свой круг.

В конце зимы дом-на-лугах посетил еще один гость. Это был Крестный.