Катрин шла по дороге быстро-быстро, стараясь как можно громче стучать каблуками новых сабо: пусть злые силы, подстерегающие ее в ночи, услышат этот стук и подумают, что по дороге идет кто-то большой, сильный, уверенный в себе и решительный, а не маленькая, обмирающая от страха девчушка.

Как-то, не выдержав, она рассказала Орельену о своих ночных страхах.

Тот попытался успокоить ее, уверяя, что никаких привидений на свете не существует. Но, видя, что убедить Катрин ему не удается, задумался на минуту и вдруг широко улыбнулся.

— Нечего смеяться! — обиделась девочка.

— Я не смеюсь, Кати. Хочешь, я сегодня вечером зайду за тобой и провожу тебя до дому?

— Конечно, хочу!

С тех пор он заходил за ней каждый вечер, и они отправлялись в путь, держась за руки. Завидев наконец вдали дом-на-лугах, Катрин крепко стискивала руку своему провожатому и убегала, не думая больше о мальчике, которому предстояло проделать в одиночестве обратный путь, преодолевая, в свою очередь, тысячи страхов.

Было около двух часов пополудни. Мария Пиру только что ушла на пруд.

Катрин кончала убирать посуду, когда в дверь трактира постучали. Девочка открыла и увидела старика рабочего в белой блузе — того самого, который подарил ей однажды фарфоровую чашку.

— Добрый день, сударь! — сказала она и добавила вежливо, как учила ее хозяйка: — Входите, пожалуйста.

Старик был, по-видимому, крайне удивлен, увидя ее здесь.

— Что ты тут делаешь, малышка? — спросил он.

— Я работаю служанкой, сударь. — Служанкой? В твоем возрасте?

Катрин указала старику на стол, придвинула стул, принесла чистый стакан.

— Присаживайтесь, пожалуйста. Сейчас я позову хозяйку.

— Я что-то совсем продрог. Не мешало бы выпить тепленького винца. Беги скорей, а то я опоздаю на работу.

Пришла хозяйка — подогрела вино, подала его посетителю, сунула деньги в карман передника и поспешила обратно на пруд. Катрин осталась одна со стариком. Прихлебывая маленькими глотками теплое вино, старый рабочий принялся расспрашивать девочку:

— А твой брат, у которого больная рука…

— Нога.

— Да, да, верно. Это он посылал тебя тогда искать каолин?.. Он вытер усы обшлагом своей белой блузы.

— Сколько тебе лет? — спросил он снова.

— Восемь, сударь.

— Восемь лет, — протянул он, словно не понимая, — восемь лет… — И добавил как бы про себя: — Ну конечно, леченье мальчугана обходится дорого…

Катрин сдвинула свои тонкие брови. Что ему нужно, этому старику? Чего он вмешивается не в свои дела?

— Мой брат сам зарабатывает деньги!..

— Зарабатывает деньги? — недоверчиво переспросил старик. — Как же он их зарабатывает, раз не может ходить?

— Он вырезает веретена.

— Веретена?

Что за глупая манера повторять всякий раз то, что ему говорят?

Старый рабочий, казалось, удивился еще больше. Он вытащил из-под блузы большие часы, взглянул на них.

— О-ла-ла! — проворчал он. — Для разговоров уже нет времени!

Он дал Катрин медное су, потрепал ее по щеке.

— До скорого свиданья, дочка!

Спустя несколько дней в тот же час он снова зашел в трактир.

— Вам теплого вина, сударь? — спросила Катрин. — Я сбегаю за хозяйкой…

— Не надо, — сказал старик.

Тяжелой морщинистой рукой он вытер лицо, припудренное, как обычно, белой фарфоровой пылью.

— Эти веретена, которые мастерит твой брат, они настоящие?

— Ну конечно! — гордо ответила Катрин. — Красивее их не найдется во всей округе.

— А у тебя здесь нет ни одного, чтобы мне показать?

— Нет…

Старик явно огорчился.

— О! — воскликнула вдруг Катрин. — Может, я покажу вам одно… Подождите минуточку!

Она кинулась к Лартигам, попросила у Жюли веретено, которое Франсуа вырезал для нее. Старик повертел веретено в руках.

— Понимаете, — сказала Катрин, — это самое первое его веретено. С тех пор они получаются у него еще красивее.

— А чем он вырезает их?