Во-первых, информация уходит из спецслужб, как правило, только тогда, когда им выгодна ее утечка. Взять, к примеру, книгу Гордиевского «КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева», которую он якобы написал в соавторстве с известным английским историком К. Эндрю. В ней изложены сведения, в разное время выданные перебежчиками-предателями и собранные самими английскими спецслужбами. А фамилией Гордиевского были прикрыты действительные источники информации об операциях КГБ.

Во-вторых, Липку арестовали в 1996 году, скорее всего, просто потому, что именно тогда, а не в 1993 году, американским спецслужбам понадобилось еще раз подтвердить перед конгрессом оправданность огромных расходов на свое содержание в обстановке, когда на мировой арене исчез основной соперник Соединенных Штатов в борьбе за мировое господство — Советский Союз.

Хотя Липке от этого, как говорится, ни горячо ни холодно. Ведь в США по шпионским делам нет амнистии из-за срока давности.

Сначала голые факты и даты. Макаров Виктор Борисович, бывший старший лейтенант КГБ, арестован 8 июля 1986 года. Осужден по статьям 64 («измена Родине») и 75 часть I («разглашение сведений, составляющих государственную тайну») УК РСФСР и приговорен к десяти годам лишения свободы. Указом президента России от 30 января 1992 года освобожден 7 февраля того же года из пермского лагеря ВС-389/35 («Пермь-5») с уведомлением ООН о факте освобождения.

Макаров родился в 1955 году в Москве в семье, которая в дореволюционные времена была крупной купеческой. Дед Макарова носил сан священника в Брянской области, его расстреляли в 1937 году. В КГБ Макаров попал после службы в армии. В отличие от большинства его коллег, ему не было сделано какого-то специального предложения поступить на службу в КГБ. Наоборот, он сам нашел сотрудника Особого отдела и рассказал ему о своем заветном желании стать разведчиком. После тщательной проверки Макаров был допущен к экзаменам в Высшую школу КГБ и в 1975 году зачислен на первый курс. Оперативные факультеты Высшей школы в то время размещались в Москве на Ленинградском проспекте, а математические — в Большом Кисельном переулке.

Согласно диплому специальность Макарова называлась «юрист-правовед со знанием греческого языка». Он действительно получил квалификацию юриста-правоведа, но его основной специальностью была работа с агентурой, хоть она, естественно, ни в каком дипломе официально не значилась.

Однако непосредственно с агентурой Макарову работать так и не пришлось. После окончания учебы он пришел в 16-е управление КГБ в качестве переводчика с греческого языка. Впоследствии Макаров узнал, что руководство просто сочло нецелесообразным использовать его в агентурной работе. Сыграл свою роль тот факт, что у Макарова, в отличие от большинства его коллег, не было полезных знакомств или влиятельных покровителей. Поэтому он и получил назначение, которое считалось менее престижным. Что же случилось потом? Слово самому Макарову для объяснения причин произошедшего:

«В начале 80-х годов у меня начало созревать убеждение, что я служу преступному режиму. Я решил с этим режимом порвать. Вся эта [радиоразведывательная] деятельность [КГБ] является совершенно незаконной, следовательно, ее нельзя рассматривать как строго охраняемый секрет. Это нарушение обязательств советской стороны, в частности, Венской конвенции о дипломатических сношениях. Дипломатический шифр неприкосновенен, другое государство не имеет права пытаться его вскрыть. Кроме того, имеется иммунитет зданий дипломатических представительств. Поэтому, даже с позиций существующего советского законодательства, мое осуждение незаконно. Я принял решение проинформировать западную сторону о подобной деятельности КГБ».

Однако Макаров запамятовал, что «западная сторона» была прекрасно осведомлена о «подобной деятельности», поскольку сама ею активно занималась. Да и созревание убеждения в том, что он служил «преступному режиму», подозрительно совпало по времени с получением непрестижного назначения.

Итак, в 1982 году Макаров принял решение порвать с КГБ и выдать его секреты. Он решил действовать через одного своего знакомого, который занимался валютными махинациями на черном рынке и контактировал с западными немцами. Макаров записал текст своего послания немцам, чтобы знакомый припрятал его у себя в надежном месте, выучил, а затем уничтожил, как ненужную улику. Успел приятель Макарова сделать только первое — спрятать, так как вскоре его арестовала милиция за занятие фарцовкой. Бумага, составленная Макаровым, пять лет пролежала в тайнике отсиживавшего свой срок заключения фарцовщика. В ней излагался открытый текст одной из шифртелеграмм западногерманского посольства в Праге. Таким образом, реально Макаров никому никакой информации не передал, никаких контактов его с западными шпионскими спецслужбами зафиксировано не было.

Знакомый Макарова отбыл почти весь срок, его перевели на «химию». И тут он вдруг сообщил властям о бумаге Макарова. Возможно, что ему угрожали новым сроком, и он решил откупиться, сдав «вражеского шпиона». К этому времени Макарова из КГБ уже уволили по состоянию здоровья. По служебному несоответствию его выгнать было нельзя: Макаров не пил, не задерживался милицией, на работу не опаздывал. Да и формулировки типа «уволен по служебному несоответствию» его руководство не любило, предпочитая увольнение неугодных «по состоянию здоровья». Поскольку придраться к здоровью Макарова было трудно, решили использовать психиатрию, где не было точных и четких научных критериев.

Во время медицинского освидетельствования в центральной поликлинике КГБ, которому раз в год подвергались все комитетские сотрудники, Макарова стали уговаривать лечь на обследование. Он наотрез отказался. Через пару-тройку дней после визита в поликлинику несколько здоровенных молодцов в белых халатах схватили Макарова и засунули в санитарную машину. Его отвезли в Московскую психиатрическую больницу номер 15 и поместили в ее 13-е мужское отделение, которое было «домашней» психлечебницей для чекистов. Персонал этого отделения руководству 15-й больницы не подчинялся, а назначался с санкции центральной поликлиники КГБ. По интенсивности наблюдения за подопечными комитетская «домашняя психушка» не уступала даже знаменитой Лефортовской тюрьме КГБ. При поступлении в больницу (примерно в 3 часа дня) Макарову сделали инъекцию, а в 11 вечера он почувствовал, что умирает.