Получая фотокопии документов из американских сейфов, КГБ знал, что это дезинформация чистейшей воды, и мог определить, в чем именно были заинтересованы его убедить американцы. Но и американцы знали, что наши быстро сообразят, что их потчуют дезой. Значит, американская дезинформация должна была быть специально рассчитана на то, что ее раскроют… И так до бесконечности.

А возможно, и наоборот, все значительно проще. Штейгер наврал, или наврал его сокамерник, или оба. И так тоже до бесконечности. Но как бы там ни было на самом деле, возня вокруг сейфов — это первая ставшая известной попытка проникновения КГБ в американское посольство в Москве.

Вскоре после установки сейфов американцы решили обзавестись в своем посольстве круглосуточной охраной. По просьбе посла Буллита для этой цели в Москву были направлены морские пехотинцы. В КГБ быстро сообразили, как наилучшим образом использовать новую ситуацию.

Болен, служивший в посольстве с первых дней, а впоследствии ставший послом, вспоминал, как примерно в середине 30-х годов он сидел в фойе столичной гостиницы «Савой», где расквартировали прибывших в Москву морских пехотинцев США. Вдруг к стойке администратора подошла ярко накрашенная женщина и заявила, что ей надо в номер сержанта О'Дина. «Я, — сказала она, — его преподаватель русского языка». С помощью таких «преподавателей» КГБ быстро свел на нет положительный эффект, который имело появление в посольстве круглосуточной охраны из морских пехотинцев.

Со старшими сотрудниками американского посольства старались завести близкие отношения балерины из московской труппы. В посольстве они и обедали, и ужинали, и пили, и болтали чуть ли не до рассвета. Одна балерина постоянно демонстрировала пламенную любовь к Буллиту, велеречиво называя его «мое солнце, луна и звезды».

14 мая 1937 года в резиденции американского посла в Москве были обнаружены два тончайших провода — прямо за его рабочим столом, восседая за которым посол имел обыкновение диктовать свои донесения в Вашингтон и принимать посетителей. При обследовании чердака были найдены сигаретные окурки и человеческие экскременты, а затем — потайное помещение, в котором дотошные сотрудники американского посольства отыскали провода и микрофон со штампом «Ленинградская телефонная фабрика». Очевидно, что, сидя в потайном помещении, кто-то подслушивал разговоры посла, которые он вел в своем служебном кабинете. Подозрение пало на привратника посольства Самуила Либермана, который по настоянию посла был немедленно уволен. Ценность подслушанных разговоров, очевидно, состояла не только в том, что они впрямую содержали полезную информацию, но и в том, что эта информация помогала примерно судить о содержании посольской шифрпереписки и тем самым оказывала содействие советским криптоаналитикам при ее чтении.

В начале 1940 года военный атташе майор Йитон на свой страх и риск пригласил в Москву сотрудника ФБР для проверки системы безопасности посольства и предотвращения утечки шифров. Сотрудник ФБР, который приехал под видом дипкурьера, заглянул ночью в шифровальную комнату и увидел, что сейфы в ней стоят незапертыми, а шифровальные блокноты лежат на виду вместе с самими сообщениями. Дежурный шифровальщик, видимо, отлучился по своим делам, оставив дверь в шифровальную комнату открытой. В посольстве нередкими были гомосексуальные контакты. Дошло до того, что шифровальную комнату посольства США в Москве американские дипломаты с нетрадиционной сексуальной ориентацией приспособили для интимных свиданий.

В 1953 году начались работы по возведению нового здания американского посольства на улице Чайковского. Во время строительства американские охранники целыми днями дежурили на стройке, чтобы не допустить установления подслушивающих устройств. Но это дежурство не имело никакого смысла, поскольку на ночь охрану, то ли по беспечности, то ли из желания сэкономить деньги, снимали. В 1964 году показания Носенко помогли обнаружить в посольстве свыше сорока «жучков», спрятанных в бамбуковых трубках, которыми был обшит кусок стены, за батареей отопления, чтобы их нельзя было обнаружить металлоискателем. На это Болен заявил, что прослушивание двух этажей, где размещались кабинет посла, шифровальное оборудование и бюро ЦРУ, еще не означало, что «русские выведали какие-то настоящие секреты». Такое суждение являлось простым отголоском беспечного оптимизма, заставлявшего Болена снимать на ночь охрану строящегося посольства. Ведь только за четыре года, в течение которых Болен был послом в Москве, двенадцать его сотрудников были отправлены домой, так как признались, что их фотографировали в момент половой связи, а потом пытались использовать фотографии против них.

В этих событиях из жизни американского посольства в Москве больше всего поражает не отсутствие элементарных правил безопасности и даже не вольные нравы его обитателей, а то, что за полвека там почти ничего не изменилось.

В 70-е и 80-е годы американское посольство в Москве располагалось на улице Чайковского в массивном доме горчичного цвета. На девятом этаже находилась святая святых посольства — комплекс шифровальных комнат, защищенный стальным экраном. Этот комплекс, изнутри больше всего напоминавший гигантских размеров холодильник, был известен среди сотрудников посольства как Подразделение коммуникационных программ (ПКП). В нем работало более дюжины шифровальщиков из государственного департамента США, АНБ и ЦРУ. Установленные в ПКП шифраторы днем и ночью были заняты передачей в правительственные учреждения США и приемом поступающих оттуда особо важных сообщений. Посредством спутниковой связи зашифрованные сообщения нескончаемым потоком пересылались из шифровальной комнаты ЦРУ в его штаб-квартиру и обратно. Они касались сверхсекретных деталей шпионских операций ЦРУ против СССР. В ПКП также были установлены шифраторы АНБ, передававшие в США перехват из линий советской правительственной связи. А шифровальные машины государственного департамента были заняты приемом инструкций государственного секретаря послу в Москве. В общем, работа кипела.

Если бы в КГБ прочли пересылавшиеся через ПКП шифрсообщения, то узнали бы уязвимые места американской стороны на переговорах по стратегическим вооружениям. В КГБ стало бы известно, как защитить Кремль от подслушивания со стороны АНБ. Но самое страшное последствие чтения посольской шифрпереписки состояло в том, что сотрудникам КГБ стали бы известны имена агентов ЦРУ. Для последних это было бы равносильно вынесению им смертного приговора.

Американская сторона неоднократно обращала внимание на тот факт, что начиная с 70-х годов радиоразведывательные операции КГБ, объектом которых служило посольство США в Москве, значительно участились и были отнюдь не безуспешными. Вот их краткая хроника.

В 1976 году в 16-м управлении КГБ началось чтение посольской шифрпереписки американцев. Оно продолжалось в течение нескольких лет, пока в батарее шифровальной комнаты посольства не была обнаружена советская гибкая антенна. В одной из прочитанных американских шифровок, отправленной из Москвы в 1979 году, вскоре после убийства главы правительства Афганистана Тараки, в частности, говорилось: «Советы не в восторге, но осознают, что сейчас им ничего не остается, кроме как поддерживать амбициозного и жестокого Амина». Интересная была телеграмма. Амин живьем сбрасывал в ямы с хлорной известью сторонников Тараки. Рассеивал, как пепел по ветру, тысячи людей. А «Советам», значит, ничего не оставалось, как ждать, пока новоявленный диктатор не отдастся за доллары американцам, и те появятся у советских южных рубежей. Содержание американской телеграммы было доложено наверх и, несомненно, сыграло свою роль в подстегивании решения руководства СССР вмешаться во внутренние дела Афганистана, которые напрямую начинали затрагивать советские интересы в этом регионе.