Весьма действенной мерой, облегчившей радиоразведке СССР перехват дипломатической переписки посольства США в Москве в 70-е годы, явился запрет передач американцами своих сообщений по радио. Аналогичный запрет был введен американской администрацией и в отношении советских полномочных представительств в Соединенных Штатах. Объяснялось это тем, что отслеживать прохождение сообщений по кабельным каналам и в КГБ, и в АНБ представлялось более легким делом, чем следить за радиоэфиром на многих частотах. Посольские линии связи служили предметом особого внимания со стороны обоих ведомств. Поэтому, когда советское посольство в американской столице пожаловалось в Москву на частые и безосновательные обрывы связи на своих линиях за последний месяц, эта жалоба удостоилась внимания самого председателя КГБ. В качестве ответной меры Андропов приказал своим подчиненным организовать перерывы в связи посольства США с внешним миром. Их продолжительность и частота возникновения были намеренно сделаны значительно большими, чем у советского посольства, дабы впредь отбить у американцев охоту заниматься подобными делами. Этой акцией преследовалась и другая цель. Дело в том, что после каждого сбоя в связном канале противник был вынужден перезапускать генераторы ключей в своих шифраторах. А излучение, создаваемое в результате их перезапуска, несло в себе полезную информацию об используемых ключах. Работающий же без сбоев канал связи требовал включения генераторов ключей всего единожды в день.

В 1984 году в тринадцать новых пишущих машинок, привезенных из Америки и предназначенных для установки в посольстве в Москве и консульстве в Ленинграде, умельцы из КГБ ухитрились вставить «закладки». Это были устройства, назначение которых состояло в записи сигналов управления движением головки машинки и передаче накопленной таким образом информации в зашифрованном виде подслушивающему посту КГБ в доме напротив. Американцы посчитали, что именно так КГБ стали известны имена сотрудников посольства, состоявших на службе в ЦРУ.

Но одно дело — нашпиговывать «закладками» пишущие машинки и вызывать сбои в работе посольских каналов связи, а совсем другое — проникнуть в строго охраняемое помещение ПКП. Ведь с наступлением эры «холодной войны» в отношениях между Соединенными Штатами и Советским Союзом для организации его охраны были привлечены все ресурсы и знания ведущих шпионских ведомств США. А уж они-то на этом деле собаку съели! Кроме того, охраняли ПКП морские пехотинцы, и считалось, что они — самые искренние и непоколебимые защитники американского образа жизни и демократии.

Морские пехотинцы США, приезжавшие в Москву для прохождения службы в посольстве, с момента прибытия в московский международный аэропорт Шереметьево-2 попадали как будто на другую планету. Жили они, как и сто других американцев, в посольстве, здание которого больше всего напоминало склад. Им частично отводился второй этаж северного крыла, где размещались бар и столовая, а спали морские пехотинцы на втором, третьем и четвертом этажах центральной части здания посольства.

С седьмого этажа посольского здания начиналась спецзона, доступ в которую строго контролировался. На седьмом этаже в центре здания находился офис ЦРУ и политический отдел государственного департамента. Большая часть девятого этажа принадлежала ПКП. На оставшейся площади располагались посол, его заместитель и ответственный за безопасность в посольстве. Наконец, на десятом этаже размещалась станция перехвата АН Б и сидели военные атташе, занимавшиеся сбором данных о военной мощи СССР.

Чтобы добраться до спецзоны, нужно было сесть в лифт в центральной части здания и доехать до девятого этажа. При выходе из лифта находился так называемый пост номер 3. Любой, кто хотел попасть на прием к послу или в помещение ПКП, должен был сначала пройти мимо морского пехотинца.

В соответствии с правилами внутреннего распорядка, морские пехотинцы могли принимать гостей женского пола только в пределах второго этажа северного крыла. Этими же правилами запрещалось установление дружеских отношений с лицами любого пола из Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши, Румынии, СССР, Чехословакии или Югославии. О всяком контакте с гражданином восточноевропейской страны, не вызванном служебной необходимостью, морской пехотинец обязан был сообщать в специальное подразделение — Следственный отдел ВМС США. За отсутствием представителя этого подразделения в Москве, его заменял ответственный за безопасность в посольстве. Однако, чувствуя, что это может привести к неблагоприятным последствиям лично для них, морские пехотинцы сами решали, о чем докладывать, а о чем лучше умолчать.

Одной из важных обязанностей морских пехотинцев являлась необходимость замечать и сообщать ответственному за безопасность в посольстве, кто из сотрудников нарушает правила обращения с секретными документами. Недоносительство, равно как и само нарушение, влекло за собой временное отстранение от выполнения служебных обязанностей или увольнение виновного. В то же время, когда о таких нарушениях морские пехотинцы докладывали ответственному за безопасность в посольстве, последний, как правило, отказывался принимать какие-либо меры в отношении нарушителя.

Еще одно неприятное для морских пехотинцев поручение заключалось в использовании видеомониторов, с помощью которых они определяли, пускать ли во внутренний двор посольства машины с улицы Чайковского. Изображение на экране монитора частенько не являлось достаточно четким, да и сам монитор не всегда был исправен, что сильно затрудняло отправление этой обязанности морскими пехотинцами.

Долгое время морские пехотинцы несли дежурство невооруженными. Причиной была боязнь инцидента со стрельбой и с человеческими жертвами. Затем морским пехотинцам все же раздали незаряженное оружие, а амуницию к нему обязали держать в ящике стола, который находился рядом с постом.