– Брат?
– повторил Тидиас, на этот раз голос прозвучал мягче, в нем чувствовалась забота. Кадин ходил по залу, рассекая воздух выключенным цепным мечом.

« Они видят это во мне, видят правду, бурлящую на поверхности, - подумал Астреос. Перед глазами вспыхнул образ Кадара, улыбающегося бритвенно-острыми зубами, и он вспомнил мертвенную черноту его пустых глаз. Библиарий почувствовал, как одновременно с участившимся сердцебиением растут его злость и боль.
– Если я собираюсь им рассказать, то лучше всего сейчас». Он открыл рот, готовясь заговорить.

« Но они не поймут, - возразил голос в его голове.
– Не поймут, почему ты позволил мертвому колдуну жить, почему цепляешься за малейшую надежду, будто Ариман сдержит слово».

Кадин на секунду взглянул на него, но затем покачал головой и отвернулся, подняв цепной меч, чтобы провести очередную серию ударов. Тидиас поднялся, не сводя глаз с лица Астреоса.

– Что случилось?
– спросил Тидиас, шагнув к нему.

« Они должны увидеть. Я должен рассказать им. Они последние из моих братьев».

« Но вдруг они подумают, что Кадара уже не спасти, - спросил второй голос.
– А если они скажут, что останки Кадара следует очистить пламенем? Если они не поверят в обещание Аримана?»

Астреос посмотрел на развернутый пергамент, в котором описывалась жизнь Кадара, его деяния, благодетели и немногочисленные неудачи: все, что делало его самим собой.

Астреос закрыл рот. Его лицо вновь стало спокойным, сердцебиение замедлилось, словно ледяная маска накрыла кожу и просочилась в вены. Библиарий покачал головой и заговорил тяжелым голосом.

– Мароту нельзя причинять вред, а приказам Аримана нужно следовать беспрекословно.

Тидиас бросил хмурый взгляд на Кадина. Цепной меч Кадина тихо шепнул, разрубив воздух, и замер. Теперь они оба смотрели на Астреоса - он ощущал их смятение и нечто еще, другое чувство, погребенное глубоко под поверхностными мыслями.

– Вопрос уже решен, - осторожно произнес Тидиас, посмотрев на Астреоса.
– Клинки все сказали.

– Вы поклянетесь здесь и сейчас, - сказал Астреос и с удивлением услышал в своем голосе железный холод.

– Брат… - начал Тидиас.

– Клянитесь, - голос Астреоса прозвенел по длинной комнате. Секунду Кадин и Тидиас смотрели на него, а затем опустились на колени. Астреос услышал их голоса, но слова словно стихли, едва он посмотрел на склоненные головы братьев. Демон с лицом Кадара улыбнулся у него в разуме.

Кармента посмотрела на Аримана, когда тот вошел через круглый люк. Он успел сделать два шага, прежде чем взглянул в угол, где она ждала. Неужели она чем-то выдала себя? Женщина думала, что была бесшумной, но, возможно, он заметил ее присутствие другим способом. Возможно, колдун знал, что она здесь еще до того, как открыл люк. Кармента оставалась неподвижной, даже когда он уставился на ее треснувшую маску под рваным капюшоном.

Техноведьма моргнула, а затем поняла, что Ариман уже отступил от двери. Тогда женщина вспомнила, что не может моргать. Должно быть, на секунду оптические системы дали сбой. Когда она отсоединялась от « Дитя Титана», у нее часто возникали проблемы с аугметическими частями. С недавних пор они стали случаться все чаще и были с каждым разом все хуже. Колдун посмотрел на нее, Кармента проанализировала выражение лица колдуна и определила его как недоумение.

– Ты не соединена с кораблем, - заметил он. Кармента ожидала от него совершенно других слов. Люди, особенно космические десантники, не очень любили, когда посторонние вторгались в личное пространство. Она покачала головой, а затем прекратила.

– Прохождение через варп, оно… - женщина попытался подыскать подходящее слово, но не смогла найти ничего, что могло сравниться с лихорадочным ощущением от соединения с « Дитем Титана», пока корабль шел волнами варпа. Даже после кратковременных периодов единения или после выхода из варпа ее всю трясло, а из интерфейсных портов сочилась кровь.
– Оно неприятное, - закончила она.

– Вполне вероятно, - произнес он, шагнув к чаше, чтобы наполнить ее маслом и поджечь.

– Как… - начала она, но колдун безрадостно усмехнулся.

– Я вижу многое, чего не могут другие, и многое, что мне не хотелось бы видеть, - он провел рукой над чашей, и из нее выплеснулось пламя.
– То, что ты делаешь, это истязание духа великой машины. Так бы заявило твое техножречество, по крайней мере в мое время.

– Это не мое жречество, - выплюнула Кармента. Он бросил на нее взгляд, быстрая вспышка синих глаз, но тут же перевел взгляд обратно на огонь, танцевавший на поверхности масла.