— Ты делаешь мне большую честь. Я вообще не отец чего бы то ни было. Если бы я знал, что такое ложь, я знал бы, что такое истина. Возможно, истину знаешь ты. Возможно, сам Бог, если Он существует, направил меня к тебе. Подумай только, поговорив с тобой и вооружившись истиной, я поспешу назад на греческие острова и посею там зубы дракона, если тебе известен этот образ. Не уделишь ли ты мне час для беседы?

— В Писании сказано…

— Ах, нет, нет! — молниеносно прервал его грек. — Пожалуйста, не забывай, что я не был воспитан на священных еврейских книгах. Утверждение, подтверждение, опровержение, низвержение… О нет, ваши тексты мне не помогут. Я шел сюда, чтобы просветить свой разум. Вероятно, я не туда попал. Молчишь. Возможно, ты опасаешься обнаженного клинка разума и предпочитаешь вести скучную, утомительную игру цитатами. Даже если я был бы отцом лжи, как ты меня назвал, — нелепость из нелепостей! — разум все-таки остается разумом. Разум стоит отдельно от Бога и дьявола, одинаково равнодушный и к громовым словам одного, и к льстивым речам другого.

— Что ты хочешь знать? — спросил Иисус.

— Вот это уже гораздо лучше! Я хочу знать, необходимо ли миру, да, по сути, и Вселенной, зло. Ты сам, вероятно, иногда используешь выражение «неизбежное зло». Наши обычные высказывания часто содержат в себе глубокие истины. Так ответь мне, неизбежно ли зло?

— Можно сказать, что благодаря существованию зла ярче сияет доброта Бога. И если Божьи создания сотворены таким образом, что они свободны в своем выборе, тогда должно существовать добро и еще что-то другое, чтобы между ними можно было выбирать.

— Следовательно, зло необходимо?

— Нет, оно не необходимо. Зло — следствие свободы воли. А вот свобода воли необходима.

— Какой же у тебя туман в мыслях, когда ты не можешь опереться на глинобитные стены своих текстов!

— Никакого тумана, грек. Да, в сущности, не важно, грек ты, или отец лжи, или кто еще. Бог позволяет человеку выбирать добро или не выбирать добро. Если человек не выбирает добро, он выбирает не добро. Это не обязательно зло. Но из-за того, что под влиянием отца лжи человек лишается воли, он очень часто выбирает именно зло.

— И что же, Бог недостаточно велик, чтобы уничтожить на земле это зло?

— Прежде Богу пришлось бы уничтожить право человека на свободный выбор. Он не сделает этого.

— Ты говоришь так, будто посвящен в мысли Бога.

— Бог — во мне. Я — в Боге.

— Может быть, ты и естьБог?

— Я — отБога. Бог — не существо из плоти.

— От Бога? Ты претендуешь на какое-то родство с Богом? Может быть, ты сын Божий?

Иисус промолчал.

— Странная химера, если это слово тебе знакомо. Плоть, происходящая от чистого духа!

Несмотря на тепло, исходившее от костра, Иисуса начала бить дрожь. Грек это сразу же заметил:

— Очень даже человеческая плоть!

— Плоть, рожденная женщиной, — произнес Иисус, дрожа всем телом, — но не мужчиной и женщиной. Дух — от субстанции Бога, который есть Бог Отец. Эта плоть и этот дух — того, кто должен был явиться и кто уже явился и чье присутствие будет явлено миру. Мессии.

— Будет явлено! — улыбнулся грек, начав таять, как свечное сало. — То есть при условии, что ты пройдешь через это испытание в пустыне. А если пройдешь через него, станешь Мессией для небольшого, малозначительного народа. Но ведь мир есть и за пределами Палестины. И каким же образом ты — слово Божье, ставшее плотию, — будешь явлен хотя бы тем немытым и забитым туземцам, чьи туманные диалекты вовсе не приспособлены к высказыванию суждений и доводов? Через все то же слово Божье? А как же этим немытым понять, что явленное им слово — именно Божье? Я знаю — ты будешь проделывать разные штуки, чтобы они рты пораскрывали от удивления. Будешь превращать воду в вино, исцелять истерическую слепоту и паралич. Тебе знакомо слово «истерический»? Ты будешь добиваться своего всяческими фокусами, но не словом Божьим, каким бы оно ни было, это слово. Любите друг друга, дети мои! Любите Бога, которого вы никогда не видели! Прекратите творить зло, иначе огонь поразит вас! Но люди уже множество раз слышали подобные речи. Потому-то ты и должен подавать все это под соусом из чудес, если тебе знакомо слово «соус». Ты вызываешь у меня отвращение!

Сальный рот расплылся вместе с сальным подбородком. Фонарь тоже превратился в сало. Ком сала, который еще совсем недавно был отцом лжи, скатился в костер, тот ярко вспыхнул на мгновенье и затем погас. Со стороны встающей в небе луны донесся смех.

Дни потянулись дальше, посещения прекратились. Затем однажды в голодном бреду Иисус обошел какую-то скалу и наткнулся на стол, заставленный яствами. Наверное, ни о чем другом и не может грезить человек, находящийся в помраченном от голода состоянии: теплый ячменный отвар, сладкий золотистый крем, не вино, но виноградный сок, кусочки цыпленка в кипящем бульоне. Иисус отвернулся от стола и подошел к луже стоячей воды, в которой пританцовывал слабый лунный свет. Лужа заговорила: «Мессия? Царь? И в рубище?» Иисус напился, затем медленно произнес:

— Ты знаешь, что я не ищу земного царства.

«Тогда оставь землю. Умри, — сказал истаивающий в воздухе стол. — Найди другое царство».

— Бог сам отмерит мне срок.

«Голоден, да? Подобно другим существам из плоти? Изнемогаешь, терзаемый голодом? Твой желудок сводит от мук? Сын Божий должен быть выше всего этого. Если ты действительно Сын Божий».

Сын Божий? Что означает эта фраза? Иисус с тоской глядел на растворяющийся в воздухе призрак сладкого крема. Сын Божий? Что происходит? Скрючившись у края лужи, Иисус впал в дремотное состояние, и ему почти хотелось, чтобы это был его последний сон. «Найди другое царство». Тем не менее на рассвете он, как всегда, проснулся, услышав голос — он шел со стороны скалы, окрашенной в удивительно нежный розовый цвет: «Если ты действительно Сын Божий, почему бы тебе не превратить эти камни в хлеб? Пусть не роскошный завтрак, пусть вполне обычный, но ведь завтрак. Давай, сделай это!»