— Моей задачей было подготовить путь тому, кто будет носить царскую корону, — ответил Иоанн. — Но это не та корона, которую изготовляют золотых дел мастера, а священники освящают.

— О, эта твоя дешевая риторика, рассчитанная на толпу! Эти тщательно сбалансированные фразы, напыщенный негативизм. Ты имеешь в виду того нового проповедника, что бродит где-то поблизости? А добропорядочный ли он человек? Стоит ли он того, чтобы о нем беспокоиться? Не послать ли мне за ним, чтобы он прочитал маленькую проповедь нашему двору? Мы хотим чего-нибудь новенького, Иоанн. Нам так наскучили пиры, танцы, все эти игры в бирюльки… Где он теперь?

— Ты хитрая лиса, Ирод. Но тебе не удастся заманить его в ловушку и уничтожить, обвинив в государственной измене. Можешь не бояться, что твой трон будет сокрушен. Никто не собирается свергать тебя, никто не будет срывать с твоей головы это драгоценное украшение. Прежде чем сменятся царства, должны измениться люди.

Некоторое время Ирод молчал, задумчиво пощипывая свою недавно выкрашенную мурексом [95] бороду, затем сказал:

— Если бы я освободил тебя, как бы ты распорядился своей свободой?

— Я последовал бы за ним, — сказал Иоанн. — За тем, чью стезю я уготовил. Но ты не освободишь меня.

— А ты в этом уверен? Ты всегда слишком уж во всем уверен, Иоанн, — вот твоя вечная беда. Это было твоей бедой еще в ту пору, когда мы вместе играли в детские игры. Названия цветов, имена царей Вавилона, вся эта ерунда… Ты ведь всегда все знал, не так ли? Ну что же, хорошо, возвращайся в свою грязь. Окажи мне услугу, ударь, пожалуйста, в тот гонг. Мне нужна стража.

— Когда ты собираешься меня казнить? — спросил Иоанн.

— Никогда, никогда, никогда! — воскликнул Ирод. — Хотя бы ради того, чтобы досадить этой суке, моей жене. Ты будешь и дальше гнить в своей дыре. Ударь же в тот гонг. Тебе до него ближе. Очень хорошо, не хочешь — не надо. Не думаю, что могу надеяться на благосклонность того, кому суждено гнить в тюрьме.

Ирод подошел к медному гонгу, нетерпеливо ударил по нему железной колотушкой, затем переместился к столу, взял кончиками пальцев одну из сладостей и предложил Иоанну:

— Ты уверен, что не хочешь чего-нибудь съесть, перед тем как вернешься к хлебу и воде? Попробуй-ка вот это. Изысканное кушанье! Акриды в диком меде!

Вошли стражники во главе с капитаном. Иоанна увели. Широко раскрыв рот и глаза, за происходившим тайком наблюдала маленькая Саломея.

Когда Ирод с женой и приемной дочерью (одновременно и племянницей) сели обедать, его аппетит был испорчен громкими причитаниями Иродиады:

— …Не могу и шагу ступить за пределы дворца — моего дворца! — чтобы не услышать эти вопли толпы: «Прелюбодейка! Прелюбодейка!» Почему я, царица, должна жить здесь, как в тюрьме?! Я, между прочим, царица Галилеи, если ты помнишь. Говорю тебе: немедленно останови это!

— Толпа все равно будет кричать: «Прелюбодейка! Прелюбодейка!», — проговорил Ирод, сосредоточенно вырезая из куска телятины нечто, своими очертаниями напоминающее его тетрархию. — А еще будет выкрикивать: «Убийца! Убийца!»

Саломея, на вид — совсем невинное дитя, выглядела в должной степени испуганной.

— Милое дитя, — улыбнулся Ирод, — ты совсем ничего не ешь.

— Когда он умрет, о нем быстро забудут, — не унималась Иродиада. — Толпа всегда так ведет себя.

— Я далек от того, чтобы поддерживать твои кровожадные устремления, моя дорогая, и намерен его отпустить. В свой день рождения, знаешь ли. Этого ждут — ждут, что я проявлю неожиданное милосердие. Саломея, сладкая моя, тебе нравится такой ход мысли? Это и есть то, что называется парадоксом. Или аномалией. В общем, как-то так…

— И позволишь ему перебраться в Иудею, где он сможет кричать «Прелюбодейка! Прелюбодейка!» в самые уши Понтия Пилата? Ты добьешься того, что Пилат поедет к императору Тиверию и посоветует ему ввести в Галилею римские войска, поскольку Ирод Антипатр не может поддерживать у себя порядок. Убей Иоанна!

Ирод встал.

— Я поем это мясо в холодном виде перед сном, — сказал он. — Сейчас нет аппетита, и это неудивительно. Сегодня меня еще ждет заседание совета.

— Тогда вышли его в Египет, — настаивала Иродиада. — Там он для нас будет не опасен. Освободи его и отправь в Египет. При этом условии я согласна на его освобождение.

— Ты странная женщина. Но это, конечно, то же самое, как если бы я просто сказал, что ты — женщина. Слишком быстро меняешь планы. Но я вижу тебя насквозь. Как только Иоанн шагнет за пределы тюрьмы, с ним может произойти — а может и не произойти — какой-нибудь несчастный случай. Это, конечно, лучше, чем казнь. Очень умно! Но недостаточно умно, не так ли, дорогая Саломея?