Шрифт:
— Единственно разумный выход. Только уж очень некстати. Я возлагал большие надежды на его поездку в Берлин.
«Мораль! — с тайным раздражением поежился Крофта.— Мораль и политика!.. Нотация для гимназистов. Конечно, это очередной театр. Но, право, момент не тот, господин президент».
— Придется Мастному покрутиться.
— Он и без того не сидит сложа руки. Это мы у него в долгу. Войтек сделал все, что было в его силах.
— Вам никогда не приходилось видеть партитуры Бетховена?.. Говорят, в них содержались прелюбопытные инструкции,— Бенеш отодвинул нетронутую чашку с остывшим кофе. Потрогал ладонью чуть теплый кофейник.— М-да, инструкции оркестру... «Быстро, быстрее, быстро как только возможно» и, наконец, «еще быстрее»... Вы понимаете, что я имею в виду?
— Вы требуете невозможного... Как Бетховен?
— Не исключено, что это был вовсе не Бетховен — я мог перепутать. Но вы правильно поняли: бывают обстоятельства, когда родина требует выложиться сполна... Так и напишите Мастному. И не забудьте передать мою благодарность. Я его очень ценю.
— Не сочтите меня бесчувственным, но у меня тоже есть предложение.
— Не стесняйтесь, мой друг.
— Нельзя ли поторопить доктора Виттига? Ведь он ничем не провинился перед рейхом. Во всяком случае, ему ничего не стоит реабилитироваться, написав, ну скажем, антисемитскую статью на тему московского процесса. Как вы на это смотрите?.. И с чистой душой возвратиться в Берлин.
— А репутация?.. Мораль, наконец? — холодно спросил президент.— Я, конечно, могу с ним еще раз поговорить, но без каких бы то ни было рекомендаций.
52
Секретарь американского посольства Ли вручил Уильяму Додду обзор печати.
— Обратите внимание на это сообщение, сэр,— он указал на отмеченную красным карандашом страницу и, пока посол искал невесть куда запропастившиеся очки, пересказал наиболее примечательное.— Германия и Чехословакия согласились заключить договор об урегулировании отношений. По этому договору Бенеш обязуется предоставить гражданам немецкого происхождения те же права, что и чехам.
— По-моему, это шаг в правильном направлении.
— Безусловно! Но вся штука в том, что Гитлер внезапно передумал. Он, видите ли, не может заключать договора с теми, у кого имеется пакт с русскими.
— Надуманный предлог. В этой связи я ни во что не ставлю последние немецкие предложения заключить новый пакт между четырьмя западными державами. Это будет мина под франко-русские отношения. Основная цель маневра — развязать руки для аннексии на Балканах. Это составная часть доктрины «Майн кампф»... Между прочим, о Ханфштенгле ничего нет?
— Нет. Его вообще что-то давно не видно.
— В том-то и суть! Сегодня мне стало известно, что еще в феврале он получил приказ закрыть свою контору и отправиться с каким-то поручением в Валенсию. Мы условились увидеться с ним на завтраке двадцать второго, но он позвонил и сказал, что должен уехать из Берлина. С тех пор его действительно никто не видел. Один его близкий друг сказал мне, что он поехал вовсе не в Испанию, а в Мюнхен, к себе домой, но до места не доехал. Опасаются, что он в концлагере. Основания к тому есть. Гитлер не принимал его что-то около двух лет, а на завтраке, устроенном фондом Карла Шурца, я заметил, что он довольно несдержан в критике нацистских бонз, особенно Геббельса.
— Не стоит о нем сожалеть. Все они стоят друг друга.
— Как у вас все просто! Ханфштенгль щедро снабжал Гитлера деньгами, помог ему выпустить «Майн кампф» и вообще много знал. Представляете, какую книгу мог бы он написать! Но, боюсь, Гитлер никогда не выпустит его за пределы Германии... А с Мастным я попробую поговорить. Он будет у нас на обеде.
На прямой вопрос Додда о германо-чехословацких переговорах посланник устало отмахнулся.
— Очередная газетная утка. Немцы постоянно ведут зондаж, но, как правило, это кончается никчемными разговорами. Главная их цель: вывести нас из союза с Россией.
— Германо-советские переговоры тоже следует рассматривать с тех же позиций?
— Если у вас есть хоть какая-то информация, господин посол, пожалуйста, поделитесь. Буду считать себя весьма обязанным.
— Так вы ничего не знаете?