Шрифт:
Люди сидели одурелые, как от угарного газа. Навязчивые повторения, их апериодичные циклы, убогая нищета лексики.
— Прошляпили, мало кого мы сами открыли из военных,— Сталин потребовал «сигналов». Рубил с плеча: военная разведка ни к черту не годится и засорена шпионажем, внутри чекистской разведки целая группа работала на Германию, Японию, Польшу. Нетрудно было догадаться, что ожидает разведчиков, если по военной линии уже было арестовано триста — четыреста человек. Он так и сказал: триста — четыреста. Сотня — не в счет.— Если будет правда хотя бы на пять процентов, то и это хлеб.
В прениях выступили сорок два участника. Сталин внимательно регистрировал проклятия в адрес врагов и заверения в преданности. Военных должны судить сами военные. Пусть покажут, кто чего стоит.
— Срок вам — неделя,— предупредил Ежов, вернувшись в наркомат из Кремля.
Назавтра, после встречи со Сталиным, Молотовым и Кагановичем, он объявил, кого отобрали для процесса: Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Фельдман, Примаков, Путна,— общее групповое дело на восемь человек.
Вышинский и помощник главного военного прокурора Суббоцкий менее чем за два часа провели допрос (пятнадцать минут на каждого) и удостоверили правильность показаний, данных на следствии.
— Все верно, Андрей Януарьевич? — спросил Ежов, принимая протоколы.— Можно отсылать товарищу Сталину?
— Хорошо поработали чекисты!
Девятого июня Вышинский подписал обвинительное заключение. В этот день его дважды принял Сталин. Выходя что-то около полуночи из кабинета, Андрей Януарьевич чуть не столкнулся с Мехлисом, но успел отскочить и церемонно раскланялся.
На следующее утро Вышинский выступил на пленуме Верховного суда с сообщением о деле. На пленуме было образовано Специальное судебное присутствие, куда вошли видные военачальники.
Дело было закончено, поступило в суд, а из подсудимых продолжали выбивать показания. Намечались вторые, третьи и более дальние эшелоны. Члены только что избранного присутствия — новый начальник Генштаба Шапошников, командармы Дыбенко, Каширин — первыми стояли на очереди.
«Время всякой вещи под небом».
Самая приятная вещь на свете, якобы сказал на дружеской пирушке вождь, это дождаться своего часа, отомстить врагу и спокойно лечь спать.
Он все помнил, за всем наблюдал и ничего не упускал из поля зрения. Нацелив Мехлиса на самый высокий градус пропагандистской парилки, не забыл подготовить маленький фокус.
Накануне процесса, за считанные часы до суда, последствия которого скажутся на судьбе всего человечества и будут неисчислимы, «Правда» и «Известия» одновременно печатают статью «История и современность (по поводу книги Е. Тарле «Наполеон»)».
«Враги народа, боящиеся дневного света, люди, прячущие свое подлинное лицо, охотно избирают историческую литературу в качестве орудия своей двурушнической, вредительской деятельности... Книга Тарле о Наполеоне — яркий образец такой вражеской вылазки».
Бедный академик! Он испил свою чашу сполна. Его уже арестовали и судили — по обвинению в принадлежности к контрреволюционному монархистскому заговору. Еле удалось вырваться из ссылки. После такой статьи можно ждать чего угодно. Вплоть до высшей меры. О намеченном на завтра мероприятии он, надо думать, не догадывался. Однако заподозрил, что принесен в жертву государственным интересам: бдительность. Но почему именно он и за что? Говорили, что Сталин ждал этой книги, собирался стать первым ее читателем. Значит, не понравилось самому?
Насилу удалось задремать после трех таблеток снотворного. Но не успел он провалиться в забытье, как зазвонил телефон.
— Товарищ Тарле?.. Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин.
Напольные часы пробили два удара — его излюбленный час.
— Здравствуйте, товарищ Тарле. Вы, наверное, немножко огорчены? Не стоит огорчаться. Статья о книге «Наполеон» не соответствует оценке, которую дает руководство партии. Будет дано разъяснение. Всего вам хорошего, товарищ Тарле.
Утром оба ведущих органа так же дружно поместили опровержение.
«...Из немарксистских работ, посвященных Наполеону, книга Тарле — самая лучшая и ближе к истине».
— С-слава те гос-споди...
На сообщение об окончании следствия и предстоящем судебном процессе Евгений Викторович сперва и внимания не обратил.
А страна и мир замерли в ожидании.
Превратности судьбы «Наполеона» тоже не прошли незамеченно. Выходит, возможна все-таки справедливость? И сколь беспромедлительно ее торжество. Как молния с сияющих высот.