Как, впрочем, и то, что было из камня, осталось камнем. Высеченные из гранита яст мэлхий и поныне стерегут голую степь…»

Вот так. И чего ругался мужик из Новосибирска? Видно на технологии обмера несуществовавшего пагодообразного дворца Угедея защитил диссертацию и теперь боялся, что отнимут?

Есть под присмотром яст мэлхий ещё одно гранитное изваяние, огороженное теперь железной изгородью. Легенда появления тут изваяния и изгороди вокруг него в изложении Петра звучит так:

– Погляди вдаль вон в ту сторону, видишь рельеф холмов и лощины между ними. Ни на что не похоже?

– Очень похоже. Грудь, мягкий животик, ляжки раскинуты, лобок чуть приподнят…

– Ну вот, и монахи Эрдэни-Цзу туда же вечерами глядели – кто по одному, а кто и целым кагалом. Хамбо-лама это усек и решил прекратить грех – заказал камнетесу вот это изваяние и положил так, чтобы оно смотрело в ту же сторону, мол, успокойтесь, граждане-монахи, место занято! Ну, долежал здесь предмет до наших времён, экскурсии даже к нему водили. Говорят, и бабы из Хархорина камешки на горку таскали, вроде, мол, черепахе камень на спину положить во искупление грехов. А сами вниз поглядывали – штука-то так натурально вытесана! А одна ночью возьми да скажи мужу: каменная-то штука не то, что у тебя – всегда готова! А мужик-то – тракторист, тем же утром и переехал изваяние, переломил колесами на три части. Ну, склеили, видишь, цементом и огородили достопримечательность.

В принципе, из Монголии я должен был писать о жизни страны пребывания и время от времени сообщать о том, что натворили в ней мы – то есть о сотрудничестве в экономике, культуре, политике. А делал Советский Союз для Монгольской народной республики очень много всего. Строил, добывал ископаемые, снабжал техникой, топливом и ширпотребом, курировал культуру, развивал агрокомплекс, обучал армию. Словом не было здесь отрасли, в которой бы ни присутствовала дающая или направляющая рука «старшего брата», и советские специалисты чувствовали себя в этой стране едва ни хозяевами.

Помню, на каком-то из собраний один наш прораб кричал с трибуны: «Какие темпы я вам дам, если у меня на участке двадцать человек, и ни один из них не говорит по-русски? Ему толкуй, а он не в зуб ногой. Перед руководством страны надо жестко ставить вопрос об изучении рабочими русского языка, иначе нельзя работать». И нашелся только один наш человек – советский преподаватель из монгольской ВПШ (высшей партийной школы), который прямо из зала спросил: «А вы сами-то монгольский язык учить не пробовали? Почему они должны понимать вас, а не вы их, если вы работаете в их стране?»

На советском дворе, между тем шла Перестройка. Монголия тоже потихоньку втягивалась в эти настроения, и среди местной интеллигенции – Баяр мне об этом говорил – всё чаще стал звучать такой вопрос: «Почему Советский Союз делает из нас нацию паразитов: всё везёт сюда, ничего не дает делать самим?» Везли мы действительно много всего, и монголы за многие годы «братских отношений» уже разучились делать даже то, что когда-то умели. Музеи страны хранят множество предметов былой материальной культуры монголов. А что касается нового времени, то в развитии искусств, например, она и нам может дать фору.

Но, коль скоро, на окраине Улан-Батора мы держали целый городок торгпредства, несравнимый с посольством ни по территории, ни по численности населения, я стал больше присматриваться к размерам и качеству нашей помощи, тем более, что в корпункте довольно часто раздавались звонки от торгпреда: «Мы тут сдали объект, вы об этом написали?»

Спасибо, написали! И о новом Дворце культуры, и о Доме пионеров, и о партии многотонных самосвалов для горно-обогатительного комбината, и о самом мощном экскаваторе для угольного разреза, и обо всем остальном написали. Не много ли только?

И меня потянуло поглубже вникнуть в практику нашей помощи братской стране. Захотелось побывать на заседании Комиссии по советско-монгольскому экономическому сотрудничеству. Не повезло. Приехал в аэропорт встречать её председателя с нашей стороны, а его прямо с нашего самолета пересадили на монгольский и, судя по багажу, который перетащили за ним полпредские ребята, улетел он в Мурен на охоту. Это в первый раз. В другой раз тем же макаром и с тем же снаряжением председатель улетел в Даланзадгад.

Хороша Комиссия! Но мне в посольстве говорят: «Заседание состоялось, принят итоговый документ, принято решение построить в Улан-Баторе крупнейший в Азии телерадиоцентр мощностью 65 часов суточного вещания». Телецентр это хорошо. А то смотрим только один канал с передатчика, что в нашей воинской части. Кредит под строительство – 400 миллионов золотовалютных рублей. Богата матушка Россия! И без того в Монголии – куда ни ткнись – советская стройка. В Улан-Баторе – целый огромный квартал двенадцатиэтажек – подарок дорогого Леонида Ильича. А сколько пятиэтажек! Изучаю отчеты торгпредства о сотрудничестве. Волосы начинают шевелиться от затрат. Понимаю, что и нам многое перепадает от Монголии: мясо, медно-молибденовый концентрат, урановая руда, но это всё с совместных предприятий, нами же построенных. А их стоимость не поддается пониманию.