С горя Сергей обратился к Кириллу Шумилову.

— Послушай, у тебя огромные связи, посодействуй с экспонированием моей картины.

Но Кирилл был неумолим.

— Ты понимаешь, о чем ты просишь? Сейчас все силы брошены на борьбу с религией, с этим мракобесием, а ты написал икону и хочешь выставить ее на публику. Я не только не буду ходатайствовать, но категорически запрещу показывать ее людям.

В этот момент душевного кризиса внезапно появился Николай, вернувшийся из Швеции. Смешной и неуклюжий в модном европейском костюме, он захлебываясь рассказывал о своих зарубежных впечатлениях. Хвастался, что получил пару наград за свои работы, что солидное британское издательство предложило ему очень выгодный контракт, но, помня московский инструктаж, он вынужден был отказаться, ссылаясь на крайнюю загруженность у себя на Родине.

— Ну, как они там живут? — поинтересовался Сергей.

— Хорошо живут, чистенько, аккуратно, без особых излишеств, но с достатком.

— А как к нам относятся?

— Хорошо относятся. Хотят с нами торговать. Насколько мне известно, у нас с ними уже заключено несколько крупных контрактов на поставку продукции машиностроения, в том числе паровозов. А я вам подарки привез — тебе и Екатерине Дмитриевне.

— Катя, Катя! Иди же сюда! Николай Мокрухин приехал, интересно рассказывает, да еще подарки нам привез.

Катя неохотно вышла из соседней комнаты, решив никаких подарков не принимать. Но Николай извлек из сумки свитер из шерстяного гаруса такой дивной красоты, и он был девушке так к лицу, что у нее не хватило духу отказаться. Сергею Николай привез кисти из беличьих хвостов, чему тот был несказанно рад.

— Я смотрю, ты всерьез занялся живописью. Ну-ка, покажи, что ты там накропал, Сергей послушно отодвинул с картины драпировку.

— Ого! — воскликнул Николай. — Это же здорово. Эдак ты и с самим Ивановым можешь потягаться, и еще не известно, кто перетянет. Такой талантище! Поздравляю, друг!

— Не с чем меня поздравлять. Наоборот, полное фиаско, — и Сергей поведал Николаю о своем горе.

— Как! — бушевал Николай. — У них там крыша поехала, что ли? Загубить такую работу! Я это так не оставлю. Вот, погоди, я завтра еду в Москву, — участников выставки Луначарский приглашает обсудить итоги. Я непременно пожалуюсь наркому на этих жалких формалистов, которые губят молодые таланты!

Сергей поблагодарил Николая за поддержку, хотя и понимал, что едва ли народный комиссар станет заниматься этим частным делом, у него и без того немало других забот. Но неожиданно Сергей получил заказное письмо с просьбой срочно представить свою работу на выставку для экспозиции. Ай да Николай! Добился-таки справедливости.

Катя была так занята последнее время, что все откладывала визит к врачу. Ее давно беспокоили некоторые женские расстройства. Наконец, откладывать стало невозможно, и она пошла в районную поликлинику.

— Вы беременны! — заключил пожилой гинеколог, строго глядя на Катю. — Почему так поздно обращаетесь к врачу? В оставшиеся сроки прошу регулярно посещать врача. И сдайте вот эти анализы, — добавил он, протягивая Кате кучу бумажек.

Выйдя из кабинета врача, Катя присела на лавочку обдумать событие. У них с Кириллом будет ребенок! Это же замечательно! До той поры, пока они, наконец, смогут жить вместе с Кириллом, он уже ножками по дорожке топать будет. Трудностей Катя не боялась. Во-первых, у нее есть любящий преуспевающий муж, во-вторых, она сама в состоянии содержать маленького и, наконец, Сережа не откажет помочь любимой сестренке и дорогому племяннику. Почему-то Кате казалось, что будет непременно мальчик. Сложнее с учебой. Придется, все-таки взять академический отпуск, хотя до государственного экзамена осталось всего полгода. Экзамен можно ведь и отложить, а с родами — не получится. Надо поскорее поделиться своей радостью с Кирюшей: то-то он будет рад!

Вечером другого дня Катя встретилась с Кириллом в «гнездышке».

— А у меня новость, — шепнула она ему на ухо, целуя его у порога.

— Хорошая или плохая?

— Отличная!

— Тогда давай ее скорее, выкладывай.

— У нас будет ребенок. Врач сказал, что я беременна.

Рука, поднятая Кириллом, чтобы обнять ее, застыла в воздухе, лицо вытянулось и окаменело.

— Надеюсь, ты не собираешься оставить его? Ты же знаешь, что сейчас в наших обстоятельствах родить ребенка просто невозможно.

— Прости, я не поняла, что значит «не собираешься оставить»?

— Тебе и это надо объяснять? Надо срочно делать аборт, пока не поздно. Сейчас медицинские аборты не запрещены, операция не сложная, ты не замужем, так что никаких препятствий с разрешением на аборт не будет.

— Но это же чудовищно! Убить собственного ребенка...

— Какого ребенка? — запальчиво перебил ее Кирилл. — Сейчас это не ребенок, а комочек слизи, который может стать ребенком, а может и не стать. В нашем случае он не может стать ребенком, — обстоятельства не те.

— Какие обстоятельства? Если ты отказываешься помочь мне, я сама в состоянии вырастить малыша, Сережа мне непременно поможет, но убивать своего ребенка я не буду!

— Своим упрямством ты вынуждаешь меня быть жестоким. Хорошо, я скажу тебе всю правду. Если бы ты была чуть менее наивной и доверчивой, ты давно бы догадалась, что я женат, что у меня есть семья, которую я не могу оставить.

Катя была потрясена: человек, которому она верила безраздельно, все время лгал ей. То, что она так любила, оказалось обыкновенным пошляком, соблазняющим молодых девушек, чтобы тешить свою похоть. Какая гадость! Тошнота подступила к горлу, закружилась голова, и Катя торопливо опустилась на ближний стул.