— Нет.

— Отлично. — Он встал. — Я дам ребятам задание поработать над тем, что мы обсуждали, а мы с вами, пожалуй, нанесем кое-кому визит.

— Великолепно, — сказал я, и он вышел из кабинета.

В корзине для бумаг лежал экземпляр «Таймс». Я выудил его из корзины и открыл страницу с колонками объявлений. Среди них было объявление Маколэя:

Когда Гилд вернулся, я спросил:

— Как насчет помощников Уайнанта — кто там работал у него в мастерской? С ними побеседовали?

— Угу, но они ничего не знают. Они получили расчет в конце той недели, когда он уехал — помощников всего двое — и с тех пор они не видели Уайнанта.

— Над чем они работали перед тем, как мастерскую закрыли?

— Над какой-то краской или чем-то еще в том же духе — какой-то стойкий краситель зеленого цвета. Не знаю. Могу выяснить, если хотите.

— Вряд ли это так уж важно. Большая у него мастерская?

— Выглядит вполне прилично, насколько я могу судить. Думаете, мастерская имеет какое-то отношение к делу?

— Все может быть.

— Угу. Ну что, пойдем, пожалуй.

— Прежде всего, — сказал Гилд, когда мы вышли из его кабинета, — заглянем к мистеру Нанхейму. Он должен быть дома: я наказал ему никуда не отлучаться, пока сам не позвоню.

Квартира мистера Нанхейма находилась на четвертом этаже мрачного, пропитанного сыростью и запахами здания, в котором отчетливо раздавались, доносившиеся с Шестой авеню звуки. Гилд постучал в дверь.

В квартире послышались торопливые шаги, и кто-то спросил:

— Кто там? — Голос принадлежал мужчине и звучал гнусаво и слегка раздраженно.

Гилд ответил:

— Джон.

Дверь торопливо распахнул маленький, болезненного вида мужчина лет тридцати пяти-тридцати шести, одеяние которого составляли только майка, синие трусы и черные шелковые носки.

— Я не ждал вас, лейтенант, — заныл он. — Ведь вы сказали, что позвоните. — Казалось, он был напуган. У него были маленькие, темные, близко посаженные глаза и широкий рот с тонкими, нервными губами. Нос был необычайно мягким — длинный, обвислый, он, казалось, не имеет костей.

Гилд коснулся рукой моего локтя, и мы вошли. Через открытую дверь слева виднелась неприбранная постель. Комната, в которой мы оказались, представляла собой убогую, грязную, заваленную одеждой, газетами и грязной посудой гостиную. В нише с правой стороны находились раковина и плита. Между ними стояла девица, державшая в руке небольшую сковороду. Это была широкая, пышнотелая рыжая женщина лет приблизительно двадцати восьми, приятной, но довольно вульгарной и неряшливой наружности. Она была одета в помятое розовое кимоно и поношенные розовые домашние туфли со сбившимися бантами. Угрюмо она наблюдала за нами.

Гилд не представил меня Нанхейму и не обратил ни малейшего внимания на женщину.

— Садитесь, — сказал полицейский и отодвинул в сторону валявшуюся на краю дивана одежду.

Я чуть сдвинул, лежавшую в кресле-качалке газету, и сел. Поскольку Гилд не снял шляпу, я поступил так же.

Нанхейм подошел к столу, где стояли более чем наполовину опустошенная пинтовая бутылка виски и пара стаканов, и сказал:

— Глотнете?

Гилд скорчил гримасу.

— Только не этой блевотины. С чего это ты сказал мне, будто знал дамочку Вулф всего лишь в лицо?

— Так оно и было, лейтенант, это правда. — Дважды он искоса бросал на меня взгляд и тут же отводил его в сторону. — Может, как-нибудь при встрече я и поздоровался с ней или спросил, как дела, или же еще что-нибудь в этом духе, но не более того. Это правда.

Женщина, стоявшая в нише, саркастически расхохоталась, однако лицо ее оставалось невеселым. Нанхейм резко повернулся к ней.

— Смотри мне, — сказал он срывающимся от ярости голосом, — попробуй вставить хоть слово, и я тебе зубы повышибаю.

Женщина размахнулась и швырнула ему в голову сковороду. Сковорода пролетела мимо и со звоном ударилась о стену. На стене, на полу и на мебели появились свежие пятна от яичного желтка и жира.

Он бросился на женщину. Чтобы поставить ему подножку, мне даже не пришлось подниматься с кресла. Он растянулся на полу. Женщина взяла в руки кухонный нож.

— Хватит, — проворчал Гилд. Он тоже не поднялся с места. — Мы пришли сюда вовсе не для того, чтобы посмотреть ваш базарный спектакль — нам надо с тобой поговорить. Вставай и веди себя прилично.