Наконец в девять утра дежурный врач передал их врачам отделения. Врач Кира Михайловна, полная, но, несмотря на это, энергичная и легкая в движении, сразу же велела нести Ксюшу в процедурный кабинет.

– Надо взять кровь из вены на анализ, потом поставим капельницу.

Однако на пороге процедурного кабинета Ксюшу у Наташи забрали, а ей самой велели ждать в коридоре.

– Мы вас позовем, мамаша, когда нужно будет, – бросила ей медсестра.

Через некоторое время из-за двери раздался плач Ксюши. «Боже мой, что они с ней делают, ей же больно!» – мелькнуло в голове у Наташи, и она рванула дверь на себя.

– Выйдите, мамаша, – недовольно крикнула медсестра, – не мешайте!

Наташа покорно отступила и чуть не сбила с ног проходящую мимо женщину в больничном халате – такую же, как она, мать, находящуюся здесь со своим ребенком.

– Извините, – машинально пробормотала она.

– Ничего, – без улыбки кивнула женщина. – Это ваш там кричит?

– Моя. Девочка. А вы не знаете, что они с ней делают? Почему ей так больно?

– В вену, наверное, попасть не могут. С нами так тоже несколько раз было. Вашей сколько?

– Девять месяцев.

– Ну так что ж вы хотите… – вздохнула женщина. – В таком возрасте им в вену плохо попадают, ручки пухленькие. Небось ночью еще уколы внутривенно делали?

– Делали, – подтвердила Наташа.

– Значит, на одной ручке вена уже спалась, теперь на другой будут искать. С нами сколько раз такое было, – повторила она, и от этих слов Наташе стало легче. Ребенку этой женщины неоднократно ставили капельницу, несколько раз брали кровь из вены, значит, он болен тяжелее, чем Ксюша. Значит, с Ксюшей ничего страшного не произойдет.

Наконец из процедурки вышел врач, потом выглянула медсестра.

– Мамаша, зайдите. Только платочек наденьте, волосы приберите.

Ксюша лежала на процедурном столе, такая маленькая, несчастная, в глазах застыл страх, одна ручка привязана к столу, в нее введена игла от капельницы.

– Садитесь рядом и следите, чтобы ребенок не шевелился, – велела медсестра.

Наташа послушно присела на стоящий рядом стул и взяла Ксюшу за руку. Рука была горячей, температуру так и не удалось сбить окончательно. Но вводимое через капельницу лекарство, видимо, подействовало, потому что Ксюша через некоторое время уснула и проспала примерно полтора часа.

Через три часа капельницу сняли, и Наташа унесла девочку в палату. Она попыталась было покормить ее, но после первого же глотка снова началась рвота. Заглянула Кира Михайловна, послушала дыхание, посчитала пульс, велела измерить температуру.

– Ничего, ничего, мамочка, – сказала она Наташе, – все, что в таких случаях нужно делать, мы сделали, вот-вот будет эффект. Нужно еще немножко подождать.

Она говорила еще какие-то успокаивающие слова, но лицо у нее было встревоженное. Наташа старалась не думать о плохом. Ну мало ли отчего может быть встревоженным лицо врача, работающего в детской инфекционной больнице, в отделении острых респираторных заболеваний и крупа? Детишки лежат больные, некоторые – тяжелые, и не с чего работающему врачу веселиться. Может, Кира Михайловна тревожится о совсем другом ребенке, по-настоящему тяжело больном, она все время только о нем и думает, а с Ксюшей ничего страшного не происходит, вот-вот начнут действовать лекарства, дадут эффект многочисленные ингаляции, и девочка перестанет задыхаться и пойдет на поправку.

Но лекарства отчего-то не действовали, обещанного эффекта все не наступало, Ксюша по-прежнему кашляла и задыхалась, температура то чуть-чуть снижалась, то снова повышалась. Однако Кира Михайловна каждый раз, заходя в палату, успокаивала Наташу и говорила, что все идет своим чередом.

В пять часов вечера решили ставить вторую капельницу. Наташа, как и утром, осталась в коридоре, перед дверью процедурного кабинета, ожидая, когда ее позовут, чтобы сидеть с Ксюшей, и приготовилась пережить еще несколько страшных минут, когда малышка начнет кричать от боли, ведь на этот раз попасть в вену будет еще труднее.

«Ксюшенька, девочка моя, потерпи, мое солнышко, это надо потерпеть, чтобы тебе могли ввести лекарство, чтобы ты поскорее поправилась», – едва шевеля губами, шептала Наташа, крепко зажмурившись, сжав кулаки и мысленно представляя себе крошечную ручку, тонкую вену и медицинскую иглу, которая легко и безболезненно проникает внутрь. Ей казалось, что таким образом она сможет передать ребенку свою силу и энергию.

Внезапно все изменилось. Выскочившая из процедурного кабинета медсестра промчалась по коридору и сорвала телефонную трубку:

– Реанимация?

Наташу охватила паника. Какая реанимация? Почему? Ее Ксюша не может быть больна настолько тяжело, чтобы ей нужна была реанимация.

– …сейчас принесут ребенка, – доносился до нее голос медсестры, – круп дал остановку дыхания.

В это же время другая медсестра вышла из процедурки с Ксюшей на руках и почти бегом направилась к лифту.

– Куда вы ее несете? – истошно закричала Наташа, хватая медсестру за халат. – Что с моим ребенком?

– Не волнуйтесь. – Подошедшая сзади Кира Михайловна аккуратным, но сильным движением отстранила Наташу и встала между ней и медсестрой, на руках у которой лежала синюшно-бледная, с закрытыми глазами девятимесячная Ксюша. – Это часто бывает при крупе. Сейчас девочкой займутся в реанимации, там очень опытные врачи.